Кром. Книга первая

– Накорми, защити, дай бессмертия… – Басей дернул волокушу Время молитвы, а он за работой. Что за жизнь – на бегу спишь, на ходу молишься. – Накорми, защити, дай…

Друганки стонали. Волокуша скребла по камням с хрустом и скрипом. Рассохлась. Если она развалится, Басею придется тащить друганков на плечах. По очереди. Но тогда кто-то может умереть. Не дотерпеть до бессмертия. И тогда Басей отправится в бессмертие сам. Слава его померкнет. Нужда в нем прекратится. Жизневод отправит его сразу к кормилице. Сразу изобьет. Очень больно, так, что сломаются все кости. И кишки полезут из глаз. Так, что Басей почти умрет. Но умереть не успеет. Его не будут тащить так далеко. Его приведут, накроют поляну, положат на колоду и изобьют там. И сразу бросят к кормилице. Он не успеет умереть, он попадет в бессмертие.

Друганки замолчали. Надо бы остановиться, проверить. Но нет. Тяжело останавливаться – потом трудно будет стронуть волокушу с места. Лучше идти и идти, идти и идти. Он будто и не заметил, что друганки умерли. Будто он дотащил их в бессмертие живыми. Может это сама Заботница не успела подобрать их в бессмертие и они умерли не на волокуше, а уже там – рядом.

Говорят, перед смертью люди перестают бояться бессмертия. Люди начинают хотеть жить, хоть даже и в кормилице. Но жить. Да, наверное, на самом краю люди перестают бояться Заступницы – когда жизнь уходит. Один страх меняется на другой. Люди перестают бояться бессмертия и начинают бояться смерти.

Снова стонут. Хорошо. Значит живые. Двое на волокуше – тяжело. Умирающие. А двое умерли сразу. Странно – двое чужих гадов убили двоих, ранили четверых, и двое из четверых должны попасть в бессмертие, потому что уже не смогут жить. А двое раненых жить будут – их посекли легче.

Хорошо, что Басея не оправляют сечься. Его берегут. Он слишком нужный, слава его велика. В нем есть нужда. Жизневод ценит его. Без Басея никто не может сладить с дряхлыми машинами. Но зато когда все пошли снова ловить гадов, Басея отправили с друганками к Опаре Заботнице. Он должен успеть до смерти.

– Накорми, защити, дай бессмертия…

А мать не боялась смерти. Мать не хотела бессмертия. Просила оставить. Дать умереть. Плакала. Дура! Если бы Басей не доглядел – его бы наказали. А сейчас мать жива, он даже видел ее, и мать даже будто что-то сказала ему. Он не понял. Невнятно мать сказала. Никак не понять что.

Двое чужих гадов пришли с Окраины, где говорят так тесно людям, что они давятся и выдавливают друг у друга кишки через глаза. И там нет кормилицы. Там голодают. Но раз там нет кормилицы, значит, и бессмертия нет. Но зато теснота и голод. Нет, с Опарой Заботницей лучше.

Вот провал. Дотащил. Пошли друганки. Летите. Только не поломайтесь. Живыми падайте в Заботницу. Кормите кормилицу. Кормите нас. Умрите бессмертно.

Теперь Басею нужно тянуть волокушу назад. Потом надо найти Жизневода. Потом делать, что он скажет. Волокуша скребла по камням с хрустом и скрипом. Хоть и пустая.

На самом деле Басей расслышал, что сказала ему мать. Да, расслышал. Точно. Она сказала – сказала, едва раздирая залепленный Опарой рот, едва двигая опустевшими, белыми глазами, едва выдирая из медленного, засыпающего смертью мозга последнюю самую жгучую мысль.

Она сказала:

– Будь проклят.

С чистильщиками и Кинчей расстались четыре дня назад. Потом шли самыми узкими и глухими коридорами, зараженные места старались обходить боковыми галереями, от хищников прятались во тьме. Шли медленно, через каждые несколько десятков шагов Волод проверял путь видением. Это позволяло загодя уходить от опасностей, но ужасно изматывало. Два дня их спасало только чудо. И чудо вывело их на этот спокойный и чистый уровень. Здесь почти нет ни ядовитой гнили, ни плотоядных бестий. Но здесь оказалось нечто более страшное – люди.

Они напали во время привала. Их оказалось неожиданно много, больше десятка и все настоящие бойцы сильные и безжалостные с примитивным, но смертоносным оружием. Путники отбились только благодаря неуязвимому Ичану и бросились со всех ног удирать. А дальше началось преследование. Два дня дикари гнали разведчиков по пустым катакомбам, пока Волод по известным лишь ему приметам не пришел к заброшенному научному центру.

– Как думаешь, Волод, оторвались мы?

– Если дикари не знают других ходов в научную станцию, то думаю, оторвемся. Пройдем базу насквозь и выйдем с другой стороны. Лишь бы выходы не оказались заблокированы намертво.

Вдруг Волод снова остановился.

– Чуешь?

– Чего?

– Запах. Я думал, показалось, но…

– Ничего не чую, – Ичан демонстративно высморкался. – Чем пахнет?

– Ты будешь смеяться… Пошли.

Через десяток шагов застыл Ичан.

– Зеленый ворох! Кажись, я тоже чую! Едой пахнет! Вроде жарехой какой-то!

Волод усмехнулся.

– А какой? Узнаёшь?

– Хм… кажись… О! Это же блинчики из… из…

– Из пшечменя!

– Точно! Но как?..

– Скоро узнаем. Но не расслабляйся. Нас к этому ужину явно не ждут.

Коридор оказался чертовски длинным, оканчивался он необычной стеклянной дверью с расколотым, стеклянным же засовом.

Разведчики вышли в огромный зал.