Волод сам перевязал Малку. Обработал страшный ожог своими походными лекарствами. Малка уснула, не отпуская руки Волода тонкими, словно лучики, пальцами. Волод забылся сном далеко за полночь. И проснулся от тихого шепота в самое ухо.
– Это был блуждом. Очень давно. Может быть, тысячу лет… Никто не знает, откуда он появился. Он шел по кругу и с его каменных уст срывалось проклятие. Он проклял все, что лежало внутри этого круга. Люди умирали. Все живое умерло в Проклятой Петле. Но проклятие осталось. Блуждом проклял сам Город, чтобы ничто не могло жить в нем. Никогда. Так оставалось очень долго. Века. Все, кто оказывался в Петле, сгнивали в черную слизь. Время не властно над проклятием. Только дождь. Благословенный дождь может смыть его. За сотни лет мостовые, крыши, стены и все, куда попадает небесная вода, очистилось. Но не дома. Внутри домов проклятие осталось. И в подземельях. И в закрытых переходах. Там нет дождя. Только дождь мог победить… И ты. Ты спас меня. Огонь. Ты сжег проклятие вместе с моей проклятой плотью. Спасибо. Ты мой благословенный дождь. Огненный дождь. Я знала… Я сразу почувствовала… Ты мой…
Малка шептала уткнувшись губами прямо в ухо Волода. Было щекотно и мокро, и по спине пробегал холодок.
– Завтра мы пойдем в Проклятую Петлю. По улицам. Только по улицам. Ты держись рядом. Ты – дождь, но ты не знаешь, не умеешь. Проклятие может поймать тебя.
– Зачем… Зачем в Петлю?
– К мастёрым нет другого пути. Блуждом сплел узор из проклятых петель. Огромный узор, как Город…
Волод плавал в волнах полудремы – кажется, ему снится сон, тягучий как патока сон, с влажными губами возле уха, со страшилками нашептанными на ночь…
– Зачем в Петлю? Умирать?
Малка улыбается. Волод не может этого видеть, но Малка улыбается.
– Он обманулся. Блуждом обманулся. Его проклятие не смогло заполнить круг полностью. Оно угасло почти у самого центра Петли. Не хватило силы. И там, в сердце проклятого Города, в кольце проклятия мы живем. Несколько домов, двор, вокруг площадь. Мы там. И больше никого. Там безопасно – нет банд, нет зверей, нет мастёрых. Никто не знает, никто не может пройти через проклятие. Оно бережет нас. Понимаешь?
– Мне нужно к мастёрым.
– Нет. Не нужно. Они убьют тебя. Они всех убивают. Мы не ходим к ним.
– Но оружие? Вы же добываете оружие.
Малка смеется.
– Они глупые. Мастёрые глупые. Иногда заходят в Пустоградье. Крысы. Мародеры. Как бандиты. Мы дразним их. Заманиваем в Петлю. А там проклятие. Они умирают. Оружие остается. Мы бросаем его под дождь. Благостный дождь. Проверяем. Если плюгавка умирает, то ждем еще дождей. Много дождей, сколько нужно. Понимаешь.
– Но мне нужно к мастёрым.
– Нет. Не нужно. Спи. Ты Дождь. Огненный Дождь. Спи. Скоро мы придем домой.
Слипаются веки, мысли проваливаются в уютную темноту. Так хочется в это поверить. Поверить во влажный шепот, в тепло прижавшейся женщины… Так хочется поверить в дом.
Проклятие вилось в руках старого человека. В сухих длинных паучьих пальцах. Проклятие шевелилось, обвивалось вокруг подвижных перстов, что складывались в фигуры, знаки и остропалые символы. Проклятие любило пожирать и заманивало свои жертвы чернильно-черным огоньком. Огонек прятался в незрячей области глаз, и жертва тщетно пыталась разглядеть его. Тщетно. Но мозг, пронзенный чуждой волей мозг, следовал за огоньком мрака в мертвую пустоту, наполненную лишь чернильно-черной слизью. Длинные сухие пальцы, обтянутые тонкой в трещинках кожей сучили чернильно-черную нить. Проникновение. Нить проникала в мозг, в той точке, что пряталась в незрячей области глаз.
Волод спал тяжело. Сны были густые, наполненные марью и тяжестью. Саднила точка где-то за переносицей, будто в нее забили гвоздь, а теперь пытались вырвать его. Кто-то звал Волода во тьму, кто-то прятался в черных пропитанный гнилью и слизью закоулках брошенных квартир. Кто-то звал Волода, но тонкие пальцы маленькой женщины не выпускали его ладонь.
Утром потеряли одного из беглых. Его не оказалось в лагере, он не ответил на клики, он не появился к короткому завтраку. Но его нашли довольно быстро – увидели через окно в доме за Проспектом. Беглый лежал ничком посреди комнаты. Он стал комком сочащейся слизи.
– Так бывает. Проклятие зовет. Манит. Убивает. Дураков.
С Проспекта свернули вечером. Перешли на улицу, пересеченную почти под прямым углом, Проспект разрезал одно здание пополам, а от другого оставил короткий огрызок. Пошли вглубь Проклятой Петли. Редкий караван вытянулся в цепочку. Все старались держаться середины мостовой, как можно дальше от домов. Впереди идущий выпускал время от времени плюгавку. Просто на всякий случай.
Малка шла рядом с Володом. Обожженную руку она баюкала на груди, устроив ее на грубую повязку. Волод задавал Малке вопрос за вопросом, словно наголодавшись по информации за этот путь с молчаливыми беглыми.
– А ветер? Ветер разносит проклятие?
– Иногда. Очень редко. Если ветер сильный. Вихрь, – женщина хоть и разговорилась не в пример бойчее остальных своих товарищей, но отвечала односложно и сдержано. Или вообще не отвечала.