— Втыкает от него не по-детски, — пояснил Саша, — бодрит, словно к атомному реактору прислоняешься, но никаких трипов. Наоборот, мозги прочищает. Чистый «фулл пауэр». Становишься весь как струна натянутая, в правильном смысле, понимаешь?.. Хорошая такая штука. Кажется, с ней можно до ста лет жить не тужить. Или вообще вечно, если не сторчишься раньше. Сейчас вмажусь и до утра спокойно досижу. А ты, если хочешь, спи…
Но сон у Марка прошел. Он смотрел, как Саша зажал левую руку между закинутых друг на друга ног и почти на ощупь ввел иглу в вену где-то между большим и указательным пальцами. Чертыхнулся от боли, всосал сквозь сжатые зубы воздух. Надавил на поршень машинки и выдохнул. Ненадолго, на минуту или полторы, откинулся на спинку жесткого сиденья УАЗика.
— Тебе намутить? — спросил потом он у Марка. — Нет? Ну, гляди сам… Сколько же мы будем караулить этого типа?.. Достало…
До половины шестого утра, когда наконец появился разыскиваемый, которого опера взяли, дав расплатиться с таксистом, Марк наблюдал за Сашей. Тот то безостановочно трепался, то замолкал, словно медитируя. Выскочил из засады первым. Ломая лед на замерзших лужах, подбежал к «объекту», уклонился от ножа и ударил преступника ногой в живот.
Когда копы скрутили разыскиваемого и Миха завел чихающий двигатель «буханки», Саша подмигнул Марку.
— Отлично поработали, — сказал он.
Новопашин кивнул, морщась и держась за правый бок. Печенка стонала от лошадиных доз выпитого за ночь энергетика. «Где бы достать новую?» — подумал Марк, чувствуя, как усиливается боль в боку, обжигает, режет, разрывает клетки печени.
Он судорожно вытолкнул из легких воздух и медленно, словно преодолевая сопротивление толщ воды при подъеме с глубины, пришел в себя.
Увидел над собой лицо Ольги и услышал ее голос:
— Он очнулся, Евдокия Дементьевна…
Обрывки, осколки памяти, застрявшие в чужой голове, крупными стежками пришитой к его телу.
…Перестрелка в строящемся доме, когда его обошли по балкону сзади, и он поймал пулю. Баю-бай… Он должен был умереть уже тогда. Но не умер. Очнулся на заднем сиденье машины. Справа — Жека. Кто за рулем, Марк не видел. Машину сильно тряхнуло, он застонал и потерял сознание.
Жека и Гази остановились у самого подъезда дома на Старо-Петергофском, выволокли Марка из «тойоты», дотащили до лифта, ни с кем не столкнувшись на лестнице (середина рабочего дня), подняли на нужный этаж. Марк не видел и не чувствовал этого, лишь откуда-то издалека до него доносились их искаженные голоса, которые он сначала счел ангельскими. Но потом понял, что ангелы не могут так грубо материться, пока тащат его тело к тому месту, откуда он бы узрел яркий свет, видимый всеми умирающими.
Потом (или это было до того?) Марк услышал, как один из тех, кого он принял за ангелов, рассказывал про двойное убийство. Про то, как он застрелил Альку. Сделав усилие, Новопашин сумел приоткрыть налитые свинцом веки. Всего лишь на мгновение, но облик говорившего прочно впечатался в его умирающий мозг.
Запыхавшиеся и перепачканные чужой кровью «ангелы» сдали раненого Ольге, которую Жека еще со стройки тревожным звонком вызвал с работы.
— Зачем вы привезли его сюда, Жека? — нервно сорвалась та. — Ты же сказал, небольшая проблема… Небольшая, а не огнестрел в печень! Его нужно в больницу, к хирургу… Я что, изучаю магию, по-твоему? Ворожу? Что я с ним сделаю?.. Ты понимаешь, что он умрет тут?..
Жека понимал только то, что она боится за своего любовника, поэтому не стал с ней пререкаться, а повернулся к бабушке Марка. Та стояла тут же, в комнате соседки, с дымящейся сигаретой в зубах и с валидолом под языком, испуганная, но собранная.
— Евдокия Дементьевна, скажите ей, чтобы она дала Марку какую-нибудь таблетку. Или укол сделала… Ну, пусть хоть градусник поставит.
Жека осознавал, что такие разговоры возле все больше и больше бледнеющего (хотя вроде бы куда больше?) Марка вряд ли уместны, но остановиться не мог. Метла трепалась сохнущим на улице бельем в ветреный день. В конце концов, что ему еще делать? Произносить клятвы мести и все такое?
— Я сама тебе сейчас градусник поставлю! И знаешь куда?
— Оленька… — начала старуха, но молодая соседка перебила ее.
— Несите его на кровать, — произнесла Ольга и, вытащив из шкафа старенький узорчатый плед, кинула его поверх покрывала.
Жека с Гази подняли экс-копа с кресла, положили, куда сказала Ольга. Та села на край постели, расстегнула куртку, задрала вверх водолазку, продырявленную пулей. Увидев рану, из которой все также сочилась кровь, тихо прошептала:
— Вашу мать…
Встала, взяла телефон и с ним отошла к окну. Оттуда, как помнил Жека, был виден сквер и детская площадка.
— Жека, что случилось? — спросила Евдокия Дементьевна.
— Долго рассказывать, — проговорил Жека.
Гази дернул его за рукав.
— Надо ехать, — сказал он.
Куда? Зачем? Кто ему скажет, что вообще происходит? Но не здесь же выяснять это. Нечего делать убийце в этом доме.
— Ладно, — кивнул Жека. — Нам пора…