Гази заваривает зеленый чай с мелиссой в мятом и ободранном, будто он попал под поезд, термосе. Подождав три минуты, он разливает напиток по кружкам. Жеке достается с нарисованной таблицей «Распорядок дня». Напротив времени изображен узнаваемый, кажется, уже въевшийся в гены логотип того или иного бренда. Начинается все с «7-00: Casio. 7-10: Colgate, Gillette» и заканчивается «17–30 — 22–00: Heineken. 23–00: Durex».
— Зачем я тебе нужен? — спрашивает Жека у чеченца.
Тот, жмурясь то ли от удовольствия, то ли от света, слишком яркого для расширенных амфетаминами зрачков, говорит:
— Те две суки. Они пришли в кафе, перебили парней. Забрали Аббаса. Пришли от Ильяса. Которого ты уработал у «лексика», помнишь?
Жека кивает, он хорошо помнит тактильное ощущение от прикосновения к ножке стула.
— Аббас сейчас у него. Я знаю где, — произносит Гази после паузы. — Ильяс сам мне сказал. Я с ним говорил по телефону.
Жека сглатывает и отводит взгляд в сторону. Смотрит, как похожий на революционера священник устанавливает в багажнике в ряд красные газовые баллоны. Почему-то думает о том, что он никогда не замечал, что Гази говорит почти без акцента.
— И что? — Жека снова поворачивается к кавказцу. — Я-то тут при чем?
— Ильяс хочет разобраться во всем по-мужски. Выйти в нули, добазариться. Келеш-мелеш. Про кокс он не знает, но сказал, чтобы я привез «мёд», который был у Талгата, и того человека, что угнал его «лексик». Тебя, Жека.
«Переплывай на ту сторону только на сбитом тобой самим плоту…»
Продолжая держать кружку с чаем в руках, Жека мотает головой:
— Не-а, — произносит он. — Да ни хера! Я не поеду, Гази! Ты меня как барана хочешь взять в подарок? Чтобы мне голову отрезали? Нет, не выйдет.
— Поедешь, — говорит Гази.
Он не спорит, а просто констатирует факт.
— Если не хочешь проблем для своих близких, то поедешь.
— Проблем? Для близких? Ну, давай, — Жека сам удивляется своей смелости, которой в этот раз в нем столько, что она выплескивается наружу. — Дед и без тебя скоро умрет. Ему недолго осталось. А мать в Москве. Ищи. Тем более мне все равно, что с ней. Так что никуда я с тобой не поеду.
Он как механическая игрушка с до отказа заведенной пружиной внутри. Правое плечо болит после аварии, но левая рука же в порядке. Жека думает, сможет ли вырубить Гази левым апперкотом. Надежда на это есть. Собака-обжирака неопасна. Разве что разгавкается, если не даст деру. Вопрос, как поведет себя революционер, похожий на герильерос? Для чего он держит здесь моргенштерн? Но вряд ли ему захочется лезть на рожон, когда Жека вытянет из-за пояса чеченца его «макар». Пешком по дороге до мест, где есть люди, тут полчаса. Дойдет. Брать «Приус» он не будет. Хватит с него всего этого.
— А девочка твоя? Что с ней, тебе тоже все равно? — внимательно смотрит Жеке в глаза кавказец и называет Настины имя, фамилию и адрес. Изучает реакцию Жеки и удовлетворенно кивает. — Я же говорю, что поедешь. Зачем время терять?
Жека ставит на верстак кружку. Механически читает на ее боку: «13–00 — 14–00: MacDonalds, Coca-Cola, Orbit». Пытается решить, сумеет ли добавить к своему плану действий выстрел в голову чеченцу. Чтобы все закончилось.
— Он собирается оставить нас живыми? — спрашивает Жека про Ильяса.
Гази хмыкает, его взгляд затуманивается.
И тут Жека начинает догадываться, что у Гази нет цели остаться живым. И вряд ли ему страшно — здесь он, обдолбавшись наркотой, всего лишь попивает чаек, а там его ждет рай с похожими на каких-нибудь звезд эстрады восьмидесятых гуриями. У Жеки холодеет внутри. Его-то в рай не возьмут.
— Живыми? — повторяет Гази. — Будем разве что живой бомбой.
Жека недоуменно моргает. То, что он слышит потом, как и моргенштерн, стоящий в углу гаража, не укладывается в его голове на одной полочке с понятием «нормальный современный человек». Идея Гази отдает какими-то дикими племенами, каким-то Средневековьем. Жека смотрит на чеченца и не видит его. Перед его широко распахнутыми глазами пылают костры инквизиции. Истошно вопят заживо сжигаемые еретики, поднимаются столбы жирного дыма. Прямо Огненная палата. А на заднем плане продолжают звенеть друг о друга баллоны, методично укладываемые в «приус» похожим на священника герильерос. От этого звука у Жеки на голове шевелятся волосы. Он вдруг замечает между газовыми баллонами два узких десятилитровых баллона грязно-синего цвета, которые герильерос прячет в салоне, где-то на заднем сиденье. Кислород. На самой периферии сознания в «Babylon Was Built On Fire Strasnostars» надрывно плачут скрипка и канадский волосатый хиппарь Эфрим Менук. Откуда в этом гараже взяться музыке «A Silver Mt Zion»? Или она играет только в его голове? Жека что, сходит с ума?