Кровь как лимонад

Перестроенный из какого-то заброшенного промышленного здания гараж. Стены из бетонных блоков, густо, как тело блондинки после отдыха на морях, покрытые загаром трансформаторного масла. В глухой стене — неровно выбитый с помощью перфоратора въезд для машин. По углам скарпелями прибиты тяжелые металлические петли, на которых висят ржавые ворота с неровной надписью: «Toll the Hounds» («Дань псам»), сделанной красной краской. Надпись с неясным ощущением угрозы придает гаражу зловещий вид. За гаражом — березовая роща, поодаль — несколько совсем молодых кленов. Желтая листва

шелестит на ветру, золотится в лучах октябрьского солнца, осыпается на землю. Дальше — железнодорожная станция Броневая, где неторопливо стучит на стыках рельсов товарняк.

Из ржавых ворот им навстречу появляется человек. Немолодой, похожий своей черной с сединой бородкой сразу на священника, революционера и герильерос мужик. На нем камуфляжные штаны, растоптанные кроссовки. Старый свитер светится дырками в таких местах, будто это концепт, а сама вещь задорого куплена в магазине, торгующем шмотками в стиле гетто-готики. Человек смотрит на «тойоту» и отходит в сторону. По двум шпалам, брошенным в липкую грязь, Гази въезжает в гараж. Свет включенных фар разгоняет сумрак в обширном помещении с высокими потолками. Мелькает тень, прячущаяся за полуразобранную «Хонду-Цивик». Жека на секунду решает, что гигантская крыса, но это всего лишь собака. Беспородный пес выглядывает из-за «хонды», пристально смотрит на приезжих волчьим взглядом и возвращается к своей лохани, где лежит здоровенный шмат вареного мяса. И Жеке не хочется знать, чье оно, настолько нельзя быть в чем-то уверенным в таком месте. «Надпись на воротах имеет какое-то отношение к этой собаке?» — думает он.

В гараже пахнет старым-престарым пожаром. Жека представляет, как гудело, выгорая, трансформаторное масло, и плавились эпически-толстые, с его руку, медные шины.

Встретивший их человек возвращается в гараж, не закрывая дверь, и это немного успокаивает Жеку. Похоже, убивать его никто не собирается. Человек щелкает выключателем на стене, на потолке и по периметру загораются лампы дневного света. При свете внутренности гаража выглядят обыденно и оттого совсем нестрашно: испачканная ветошь по углам, многочисленные пятилитровые газовые баллоны одинакового темно-красного цвета и полки над верстаками с запчастями и инструментами. Жека понимает, что видит еще одну «разборку» вроде той, с узбеками на «Треугольнике». Потом он замечает странную вещь в углу, за одним из верстаков, — палицу с металлическим шипастым шариком размером с кулак. Штука с романтическим названием моргенштерн, утренняя звезда. Что здесь делает это оружие, от одного взгляда на которое Жеку бросает в дрожь?

Мужик кивает в знак приветствия вышедшим из «приуса» Гази и Жеке и обращается к кавказцу:

— Можно начинать?

«Что начинать?» — думает Жека, но вслух спрашивает:

— Туалет здесь есть?

— Туда, — говорит герильерос и указывает пальцем.

— Ага, — отвечает Жека и идет в указанном направлении.

Он проходит узким темным коридором, который неожиданно разветвляется. Жека останавливается в недоумении, пока вдруг не осознает, что может ориентироваться по запаху.

В жизни он видел много туалетов, но тот, в который он попадает сейчас, — без сомнения, самый грязный, мерзкий и отвратительный из всех. Бывшая душевая два на четыре метра. Остатки белого кафеля и следы смесителей на стенах. Кирпичи, хаотично раскиданные по полу на расстоянии полушага друг от друга. Струя свежего воздуха только делает царящую тут вонь всеохватывающей. Уличный свет падает из узкого, почти тюремного окошка у потолка. Полумрак милосердно скрывает детали. Пол душевой покрыт ровным слоем экскрементов, в которых записками потерпевших кораблекрушение тонут куски скомканной газетной бумаги. Сколько лет это все тут копилось? Стараясь реже дышать, Жека расстегивает штаны и думает: «Хорошо, что я сюда не по-большому».

Когда он возвращается к «приусу», каждый в гараже занят делом. Собака — обжирака продолжает свой перекус. Похожий на священника герильерос копошится, головой занырнув в багажник «приуса», а Гази, нависая над закипающим электрочайником на одном из верстаков, спрашивает у Жеки:

— Будешь чай? Зеленый?

Жека кивает. Ему необходимо подкрепиться после всех событий первой половины дня: избиения узбека на «Треугольнике», перестрелки на стройке, гонки с аварией на Московском, подъема окровавленного тела Марка в лифте, в котором он не ездил с детства. Вот уж точно, понедельник — день тяжелый.

— Тот «субару», на Черниговской. Он там откуда был? — спрашивает Жека, будто и спросить больше нечего.

— У нас там тайник рядом. Загнали «субарик», «мёд» перекинули в другую тачку и увезли. «Субарик» бросили — улика в «мокром» деле не нужна. А потом я подумал, чего его бросать? Хорошие деньги. «Треугольник» под боком, позвонил тебе, чтобы его отогнать… И тут, почти сразу, все и началось. Пришли эти… Которых на стройке положили…