Кровь как лимонад

Героин перешел в руки Жеки. Пакетики были не гладкие на ощупь, а липкие, словно в клею или в сперме тех негров, кончивших блондинке на лицо. Лучше не знать, где их прятали.

— Пять? — со своего дивана спросил цыган, и Жека услышал щелчок взводимых курков обреза.

Озноб ожег его тело от икр до затылка. Наэлектризованные волоски на шее встали дыбом. Кажется, мысль прийти к этим людям была гиблой.

— Не много тебе на поправиться, морэ (приятель)? Я и думаю, что-то наркоконтролем завоняло. Контрольная закупка, раклэ (парень)?

— Через весь город каждый раз не наездишься, — пояснил Жека, убирая наркотики в карман.

Цыганка опять обернулась к своему мужику и затараторила быстро и громко. Ругается, понял Жека. Цыган вдруг захохотал, кинул обрез на диван рядом с собой.

— Ладно. Джя Дэвлэса! (Иди с Богом!) Хорошего человека бей — не убьешь, — сказал он Жеке и обратился к цыганке. — Мэрав тэ пьяв, мыцори (дорогая, принеси воды).

— Пойдем, — подтолкнула та Жеку к выходу.

В коридоре он чуть не упал, наткнувшись на громадного мастифа. Мастиф угрожающе зарычал.

— Свои, Бесник, — успокаивающе потрепала цыганка пса по холке.

Перед тем как открыть дверь, она долго смотрела в глазок. Жека стоял за ее спиной и думал, что у него, наверное, разорвется сердце, если сейчас сзади вновь появится этот обдолбанный психопат с обрезом. Наконец цыганка открыла дверь и, не говоря ни слова, выпустила Жеку на лестничную площадку.

Спустившись этажом ниже, он взмокшей рукой ухватился за перила и отдышался в прелой атмосфере подъезда. Спрятал чеки в правый носок. Однажды ему не повезет — и он будет умирать на полу в какой-нибудь хардкоровой квартирке вроде этой, пытаясь схватить свою кровь, текущую сквозь судорожно сжатые пальцы.

— Ты мешки с цементом там таскал? — спросила у него Настя, когда Жека вернулся в машину. — И я думала, мы ехали сюда за лекарством.

— Точно, — ответил он, устраиваясь на сиденье, и пристально посмотрел на девушку. — Солдатское лекарство — его так называли перед Первой мировой. Героин.

Настя удивленно взглянула на него. Помолчала.

— Героин?.. Хочешь сказать, что брал здесь наркотики?

— Да. Пять единиц. В смысле, граммов. Прямо сейчас они у меня. Если ты уйдешь, я пойму.

— Ты шутишь? Покажи.

Жека, покачав головой, хлопнул себя по ноге.

— Уже спрятал.

Настя подхватила стоявшую у нее на коленях сумку и взялась за ручку двери.

— Ты не похож на героинщика, — разочарованно сказала она.

— А я и не употребляю, — ответил Жека. — Еще чего не хватало. Это для моего деда.

Настя недоверчиво прищурилась:

— Хочешь сказать, твой дед — наркоман? Ты это хочешь сказать?

Жека вздохнул, глядя на девушку. Сказал:

— Все не так просто. Он и не знает, что ставится хмурым… Настя, да подожди ты, послушай… Деда Стаса в восемнадцать призвали в армию. Под Ржевом попал в окружение. Когда он с остатками батальона вышел к своим, их всех отправили в штрафбат. Дед провоевал там полтора года, потом вернулся в регулярные части. Служил в разведке, больше пятидесяти раз пересекал линию фронта. С Красной армией дошел до Берлина. После Победы работал мастером на заводе. Здоровья ему хватало — у него было две жены, а водки выпил он столько, что, наверное, в ней смогла бы уйти на перископную глубину подводная лодка… Вот и ешь после этого отруби и овсянку, да? — усмехнулся Жека. — В общем, вышел на пенсию, жил в коммуналке на Старо-Петергофском. Я у него пацаном постоянно зависал, пока родители дома ссорились. Он меня в шахматы научил играть, на футбол на «Петротрест» водил. Еще помню, мы с ним постоянно гуляли в Екатерингофском парке. Потом я вырос, но все равно бывал у него часто… А лет пять назад пришел Альцгеймер, взял деда Стаса за руку и повел за собой. Дед понемногу перестал узнавать нас с матерью, когда она еще его навещала. Сейчас живет в Москве и носа сюда не кажет, — Жека помолчал и продолжил. — А пока она устраивала свою личную жизнь, дед как овощ сидел у окна, из которого виден маленький кусок двора. Не ел по несколько дней — забывал. Соседки, спасибо, кормили. Полгода назад у него появились боли. Диагностировали рак поджелудочной. Из больницы отправили домой — умирать. Прописанные врачами обезболивающие ему не помогали. Я приезжал, а он смотрел на меня слезящимися глазами. Иногда, в совсем уж плохие дни от боли, узнавал меня. Просил, чтобы я задушил его, — Жека посмотрел на девушку. — Подушкой… В общем, я насмотрелся и нанял круглосуточных сиделок из студенток Первого Меда, что живут в общаге. Обходятся они недорого. Стал привозить героин, чтобы они кололи его деду Стасу. Хмурый, если не знаешь, в разы более сильное обезболивающее, чем тот же морфий. Ну, а то, что подсел старик на наркоту, — так долгая и счастливая жизнь у него позади. Хоть умрет, не мучаясь… А в этот раз, говорят, копы перехватили партию, все знакомые барыги оказались пустыми. Один из них дал этот адрес, — Жека поежился, вспоминая убаханного цыгана с обрезом. — Вот и все… Собралась уходить? Могу подбросить тебя до метро?