Приглушенный свет. Недопитый кофе на столе. Странная, даже по Жекиным понятиям, музыка. С утра Настя скажет ему, что это — голландцы «Kilimanjaro Darkjazz Ensemble». А сейчас он стягивает с девушки через голову водолазку, трогает губами ее груди. Молния на ее джинсах. Оранжевые трусики «Bjorn Borg» с надписью вдоль резинки: «Holland» (что у неё там случилось, в этой Голландии?) сняты в два движения — с попы и затем по приподнятым и согнутым в коленях ногам. Короткие колючие волосы на ее лобке. Влага на его пальцах. Снова губы Насти — сначала целующие его, а потом обхватившие его член. Упругая топография ее тела под его жадными руками.
Он сажает Настю на широкий подоконник, чуть не скинув с него вазу, в которой застыла охапка мумифицированных роз. Кто это, интересно, подарил их ей? Опавшие лепестки, ломкие, как чипсы, хрустят под его ладонями. И тут Жека понимает, что он забыл — о чем вспоминал еще на Старо-Петергофском.
— У тебя есть презервативы? — прерывистым шепотом спрашивает он девушку.
Настя поднимает голову и отвечает:
— Нет. Наплевать. Рано или поздно все равно все умрем.
Рисковое мероприятие, думает Жека и оборачивается назад, словно ищет поддержку у… Только сейчас он замечает картину над кроватью.
— Черт! Это что, ты?.. — смотрит он на Настю.
— Слушай, ты разговаривать будешь или трахаться? Зачем сюда приехал?
И в самом деле.
— Все, заткнулся… — говорит он и больше ни о чем не думает.
Изнутри Жеки, как из ридлискоттовской Рипли, разрывая кожу, рвется зверь. Внутри Настя узкая и горячая. Снаружи — податливая и громкая. Жеке начинает казаться, что она своими криками перебудит всех соседей. Капкан ее ног, сомкнутых над его поясницей. Позже — ее груди под его ладонями, когда она сверху. Еще позже — его напор, когда он сзади.
Они словно творят историю. А потом расцветает мимолетная вселенная гармонии.
Жека прикрывает глаза и тут же получает болезненный тычок под ребра.
— Даже не вздумай засыпать, — шепчет ему Настя.
9. Коммунистический кейдж
Клаустрофобия внутри, агорафобия снаружи. Грязный поток кокаинового отходняка, льющийся через обессилевшее тело. Тошнота, цепко сжимающая внутренности. Ледяной пот. Дневной свет сквозь незашторенное окно — осколки гранаты, в клочья рвущие закрытые веки. Он закрывает лицо руками, как скорбящий, и новая попытка заснуть, как ни странно, увенчивается успехом.
Через два часа позывы мочевого пузыря заставляют его вновь вынырнуть из вязкой мутной субстанции, которую вряд ли можно назвать сном. Скорее, это похоже на тревожный обморок, не столько подкрепивший его, сколько ослабивший.
Из туалета Марк попал в ванную комнату, включил душ и встал под теплые струи воды, спустя несколько минут давшие колючую иллюзию того, что абстинентный синдром прошел. Что если сейчас не все хорошо, то скоро наладится. Закрыв глаза, он вспоминал события прошлой ночи. Двойное убийство. Приступ. Тайком провожавший его Костров. «Firewall», уехав из которого, он долго колесил по ночным улицам, вглядывался в случайных прохожих, словно пытаясь опознать в ком-то из них того, кто ему нужен. Орал на диджея ночного радио, угрожал, будто тот мог услышать его через колонки машины.
На кухне Марк вскипятил чайник и заварил крепкий, из двух пакетиков «липтона», чай. Борясь с вновь подступающей тошнотой, делал маленькие глотки горячей сладкой жидкости. Выпив половину кружки, он почувствовал, что больше не может удерживать чай в желудке. Его вывернуло в раковину проглоченным чаем, резко пахнущим желчью и ощущением вины. И едва остались силы, чтобы все смыть.
Возвратившись в комнату, Марк завалился на тахту. Подушка пахла Алькой, ее волосами, до которых хотелось дотронуться дрожащими пальцами.
Как она умерла? Внезапно навалилась темнота? Или реальность сузилась до сферы яркого, манящего к себе света? Его вдруг заполнила ненависть ко всему миру. Как умерла? Да наплевать. Главное, что это случилось в постели чужого человека, мелкого дагестанского торгаша. Фрибейсовая шлюха, оказавшаяся не в том месте и не в то время.
Или все-таки он, Марк, страдающий пристрастием к спиртному и подверженный регулярным приступам, очутился не там, где нужно, в ту пьяную загульную пятницу — в «Реалити-шоу»? Появление Альки нарушило его глубоко похороненный в подсознании план по самоуничтожению с помощью алкоголя. Нашедшая Марка в дерьме и принявшая его таким, Алька спутала расчеты его экс-жены. Когда Вера открыла дверь квартиры оставшимися у нее ключами, чтобы забрать остатки своей косметики и озвучить претензии на жилплощадь, Алька внезапно оказалась в коридоре. Только что не дававшая Марку вставить слово Вера внезапно потеряла дар речи.
— Твоя бывшая? — спросила Алька у Новопашина, приобнимая его сзади за предплечье правой руки.
— А ты что за штучка? — изумилась Вера, разглядывая девушку.
— Что, сложно догадаться? — в свою очередь удивилась Алька. — Мы уже три года встречаемся. Оставь ключи и двигай отсюда!