Кровь как лимонад

Лужи на тротуарах, длинные, в пол-улицы, тени от редких фонарей, дождь, заглушающий шаги.

Уф! Наконец Старо-Петергофский, а с ним — вибрации живого города. Уличное освещение, общественный транспорт, люди, выходящие с пакетами из продуктовых магазинов.

Когда за ним закрылась дверь подъезда, Жека постоял немного, прислушиваясь к неверной тишине на верхних этажах. Все спокойно? Кажется, да. Вдыхая одинаковый для всех подъездов старых домов запах, он стал подниматься по лестнице с выбоинами на ступеньках от ног сотен и тысяч людей, ходивших по ним долгие годы. Лифт за железной дверью с прорезями, похожими на пулеметные амбразуры, Жека игнорировал еще с детства, когда однажды застрял в нем и просидел три часа, последний — ревя не переставая. У дверей в знакомую квартиру остановился, послушал, потом длинным ключом отпер замок. В квартире, похоже, все как обычно. На кухне что-то шипело, жарясь на плите. Из комнаты деда доносились тихие голоса.

Жека скинул перед дверью почти не промокшие «гриндерсы». Два раза стукнул в дверь и вошел в комнату, как в ледяную воду. Видеть в таком состоянии деда, который за всю жизнь ни разу не уходил на больничный, как стругать себе сердце рубанком — больно и хочется кричать.

В «трамвае», как дед сам называл свою узкую и длинную комнату, пахло лекарствами и свежей рисовой кашей на молоке. Жека подумал, что не отказался бы сейчас от тарелки такой. Горел стоявший в углу торшер. Свет от лампы падал на двух человек, сидящих на кровати. Дед Стас откинулся на прислоненную к стене подушку. Его старый друг и партнер по шахматным баталиям Вадим Дмитриевич устроился у изножья.

— О, Жека! — воскликнул, прерывая разговор, Вадим Дмитриевич. — Здорóво!

Дед Вадик, как звал его Жека, был крепким пенсионером, манерами похожим то на интеллигентного героя Сергея Юрского из «Республики ШКИД», то — на другого его персонажа, расхристанного деда Митяя из «Любовь и голуби». Жека временами думал, что дед Вадик страдает раздвоением личности — таким разным он бывал иногда. Дед Стас однажды рассказал Жеке, как еще по молодости Вадим Дмитриевич ухаживал за девушкой, работавшей нормировщицей в их аккумуляторном цехе. На Первое мая пригласил ее в театр, перед началом спектакля как человек зашел за ней домой. Заканчивающая прихорашиваться девушка попросила подождать десять минут. Пока она заканчивала наводить красоту, дед Вадик (а тогда просто Вадик) спустился во двор, где за вкопанным в землю столиком отмечали праздник незнакомые ему мужики. Когда нормировщица в новом платье и со свежей прической наконец вышла из дома, Вадик сидел за столиком изрядно пьяный.

— Да сходи без меня!.. — предложил он девушке. — Ик! А я тебя тут подожду!.. Почему одна? Подругу какую позови! Или садись уж с нами! Ик!..

Так что это был единственный раз в его жизни, когда дед Вадик посетил театр, да и то — только кассу, за несколько минут до начала пытаясь сдать билеты, чтобы угостить водкой новых приятелей. Спектакль, как он и сейчас помнил, назывался «Бронепоезд 14–69», а имя нормировщицы забыл.

— Дай пять!

Стараясь удивить Жеку, старик сжал его ладонь так сильно, как только мог.

— Чуть руку мне не сломал дед Вадик! — сказал Жека то, что хотел услышать приятель деда. — Сталюга!

— Ну так! — тот сделал горделивую гримасу. — Я же еще мощный дуб!

Бросив влажную куртку в кресло и оставшись в одной светло-голубой, словно застиранной, футболке с надписью: «Developer NYC», Жека повернулся к смотревшему на него деду Стасу. По худобе тот мог посоревноваться с узниками концлагерей — впалые щеки, выпирающие ключицы и проступающие из-под майки ребра. Поредевший ежик недавно мытых волос делал деда похожим на маленького ребенка. Жека вгляделся в его блеклые, с суженными от регулярных героиновых приходов зрачками глаза, рассмотрел в них искру узнавания, проговорил:

— Привет, дед, — и взял его за высохшую (а когда-то тяжелую, в мозолях и с заусенцами на пальцах, ударит — никакие бабки не отшепчут) руку.

— Привет, Жека, — произнес дед Стас.

— Как ты?

Дед Стас улыбнулся одними глазами, подернутыми дымкой.

— Да вроде сегодня ничего… — голос был слабым, а у глаз и рта собрались морщины.

— Смотрю, ты молодцом. Гостей принимаешь.

— Да вот, Ванька, черт, пришел. Предлагает выпить…

— Чего там пить, по полста молдавского коньячка! Для здоровья — самое оно! — оживился дед Вадик. — У меня дома открытый «черный аист» стоит! Внучара привез из Кишинева. Сбегать? Это же быстро! Эйн-цвей-дрей!

Жека улыбался, стараясь не обращать внимания на то, что дед назвал старого дружбана Ванькой. В последнее время он не всегда узнавал даже Жеку, так что сегодня у него хороший день.

— А где сиделка? — спросил Жека у деда Вадика.