Кровь как лимонад

Воскресенье, поэтому непривычно безлюдно. Желающих зажечь немного. Кроме них троих, люди еще лишь за двумя столиками. За одним — два сержанта в форме. Малоразговорчивые, сосредоточенные на еде. Видно, что сразу после дежурства. Место, где по пятницам и субботам отжигают набравшие градусов посетители, пустынно, как поверхность Марса.

Забытое Марком за время, пока он не работал в органах, полутемное помещение. Массивная деревянная мебель, уравновешенная хрупкой барменшей за стойкой. Девушка выглядит анорексичкой, и Марку кажется, что многочисленный пирсинг на ее лице вот-вот перевесит, заставив барменшу воткнуться лицом в стойку.

Артемьев, которому девушка отмеряет водку в графин, что-то ей говорит. Барменша смеется, принимает деньги, отсчитывает сдачу, отвечает Артемьеву. Теперь уже смеется он. Кивает, забирает графин и рюмки, отходит к столику, за которым сидят Новопашин и Костров.

— Нашел Клееного? — успевает спросить Миха, пока к ним приближается Артемьев.

— Нет, — отвечает Марк. — Никого не было дома.

Они встречаются взглядами. Никогда не верь тому, кто кровоточит четвертый день и не подыхает, думает Марк про самого себя. Миха пожимает плечами, что-то хочет сказать, но Артемьев ставит на стол графин с водкой. Марк смотрит на бывшего коллегу.

— Сейчас нарубят бутербродов, мужики, — произносит Артемьев. — А пока давайте по одной так…

Миха разливает водку. Они поднимают рюмки, чокаются.

— Ну, поехали, — включает Гагарина Миха и опрокидывает в себя рюмку.

Собутыльники довольно крякают. Им хорошо, на осунувшихся лицах зажигаются улыбки усталых людей, которые весь день делали свою работу и теперь могут позволить себе немного расслабиться.

— В общем, нашелся этот «Субару-Форестер», — говорит Артемьев, доставая сигареты. — Не будем частить, да?.. Знаешь где? — спрашивает он у Марка. — На Кронверкском, где спалили кафе и завалили троих дагов… У нас сегодня вообще бандитский Петербург. Поджог и два мертвых узбека на «Треугольнике», Кронверкский, — Артемьев качает головой и выдыхает дым, который подхватывает кондиционер — невидимка и засасывает куда-то под потолок. — Хозяина этой долбаной кафехи найти никак не можем…

— А что в «субару»? — спрашивает Марк.

— Отрезанный палец Талгата Гамидова. Держали там, чтобы заводить машину. Вот так, да? Они бы еще вместе с ключами подвесили его на брелок. Ты оказался прав с этим биометрическим иммобилайзером… В багажнике машины — тайник, пустой. Вызвали кинолога с собакой. У собаки есть мнение, что там перевозили наркоту. Может быть, метадон, который как раз нашли у Гамидова на съемной хате.

Миха снова наливает.

— Олегыч! — перекрикивая музыку, зовет от стойки Артемьева барменша. — Забирай свои бутерброды!

— Иду, спасибо! — говорит пожилой опер.

Возвращается со «шлемками» — так на блатном жаргоне тут называют тарелки из нержавейки. От обычных администрация «Копов» отказалась после особо бурного празднования дня рождения одного омоновца. Тогда разошедшийся именинник треугольным осколком большого керамического блюда отправил двоих приглашенных на свой праздник в больницу — зашивать рваные раны. Отправил бы и больше, но его успели скрутить.

На тарелках — бутерброды с красной рыбой и с ветчиной.

— Сегодня гуляем! — шутит Костров.

Артемьев, Миха и Марк выпивают еще, закусывают.

— Тебя Люся, что ли, Олегычем зовет? — спрашивает Миха у Артемьева.

— А что?

— Да несексуально как-то, — пожимает плечами Костров.

— Бля, да она мне в дочери годится! — щурит глаза Артемьев. — Что, ей котиком меня называть?

— «Котик-котик, ты мой наркотик», — напевает немного поплывший Миха.

Артемьев переводит взгляд на Марка.

— Короче, вырисовывается у нас разборка между дагами из-за метадона. Одни завалили Гамидова и забрали мёд, другие — вычислили их, я так понимаю — по «субарику», и отомстили. Конец истории. Я так надеюсь, во всяком случае… — Артемьев молчит некоторое время. — Ну, посмотрим.

Марк видит, как из дверей с надписью «Для персонала» выходит хозяин заведения — Захар. Молодой, еще нет тридцати. В черной футболке с силуэтом маски, похожей на карнавальную (любит оперетту «Летучая мышь»?), на открытых руках — татуировки. Захар не нравится Новопашину, как может не нравиться человек, пьяным сбивший насмерть двух подростков и откупившийся от срока.

— Мне больше не наливай, — просит Марк, когда Миха берется за графин.

— Что так?

Марк не отвечает, кивая на лежащие на столе ключи от «бэхи». Костров морщится.

— Вызвоним тебе такси, — предлагает он. — С трезвым водителем.

— Не надо.

— Потом пожалеешь…

— Есть у меня знакомый федерал, — выпив, произносит Артемьев. — Я с ним разговаривал сегодня. Он сказал, что вся эта кодла у них в разработке. Метадон — только одно из направлений их деятельности. Заправляет некий Ильяс Хаметов. Вроде как он владеет легальным бизнесом, ну — все как обычно. Гамидов, у которого отрезали палец, — его племянник, — вновь закурив, опер говорит: — Съездим к Хаметову завтра, прощупаем.