Кровь как лимонад

В арке темно, из освещения — тлеющая сигарета и отраженный от мокрого асфальта и от заполненных водой мелких неровностей в тротуаре свет спрятавшегося за углом фонаря. Марк видит только бледный контур лица собеседника — непропеченный пирог, в тесто которого кинули глаза — чернослив. Выражение лица Павла скрадывают тени, но охранника выдает какая-то нотка в голосе. Марк улавливает ее спинным мозгом, тем шестым чувством, оставшимся у него от старой работы.

— Думаю, нечем мне тебе помочь, — говорит Павел. — Извини… Пойдем, Даур…

Марк дожидается, пока Павел поворачивается к нему спиной. Его рука бесшумно вытягивает из-под куртки пистолет, и он, коротко размахнувшись, бьет охранника рукояткой ТТ в затылок. Удар не в полную силу — у Марка нет цели проломить ему голову. Оглушенный Павел падает на землю, полупустая банка с пивом отлетает на несколько шагов и неуклюже катится, выпавшая изо рта сигарета тухнет. Фокстерьер с лаем рвется с поводка, норовит укусить Марка, но тот сильно пинает его ногой. Удар приходится псу под ребра, он с воем отскакивает в сторону, нацеливаясь снова напасть на обидчика.

— Убери собаку, не то сейчас пристрелю ее! — кричит Марк Павлу. — Убери, сволочь! — он во второй раз бьет ногой ринувшегося в бой фокстерьера.

Глядя на оружие в руках Марка, охранник лихорадочно наматывает поводок на руку, подтаскивает пса к себе.

— Тихо, тихо, Даур, — держа собаку за ошейник, говорит он. — Фу!..

Фокстерьер пытается достать Марка даже из неудобной, заведомо проигрышной позиции. Его неистовый лай бумерангом эха разлетается по арке. Смелый пес. Но, интересно, был бы он таким смелым, если бы знал, что держит в руке Марк?

— Говори, как было на самом деле, — произносит Новопашин. — О чем не рассказал патрульным. Или загашу твою собаку. Считаю до трех. Раз!.. Два!..

Он специально считает быстро, не давая охраннику опомниться, подумать, осознать, что происходит. Метит в слабую точку любого собачника.

— Погоди! — почти кричит Павел. — За что собаку?

Не слушая, Марк прицеливается из пистолета в голову пса. Охранник делает движение, пытаясь убрать фокстерьера с линии огня, спрятать за себя. Даур упирается мощными лапами. Павел накрывает его голову своей рукой, словно она у него из бетона или кевлара и пуля не пробьет ее. Или он думает, что Марк не выстрелит? Зря…

— Был вечером в пятницу человек! — выкрикивает Павел, глядя на ствол ТТ. — Мать твою, был! Я его не записывал в журнал!

— Что за человек? — Новопашин опускает пистолет.

Павел продолжает держать лающую на Марка собаку, будто ребенка.

— Я откуда знаю? Пришел вечером, сунул в лицо мусорскую ксиву. Сказал — типа, по секрету, — что органы ведут расследование махинаций руководства больницы. Я же говорю, что Рудольфыч взял «кайен» не на зарплату. Полицейский попросил не записывать его в журнал. Мало ли, поднимется шухер раньше времени. Сказал, что осмотрится на месте. Минут двадцать спустя вышел… Все-все, дружище, — успокаивает охранник фокстерьера.

— Почему не рассказал об этом, когда обнаружили… — Марк запинается. — В морге…

— А что рассказывать? — удивляется Павел. — Ты серьезно? Думаешь, пришел мент и подумал, дай-ка я топором поиграюсь? Вы лучше маньяка ищите!

— Как его зовут, запомнил?

— Да я и ксиву-то не разглядел.

— А как выглядит?

— Ну, такой…

Минуту спустя Марк, убрав пистолет под куртку, выходит из арки под дождь. Проезжавшая мимо машина заглушает лай так и не успокоившегося Даура.

Усаживаясь в «бэху», Новопашин испытывает целую гамму чувств. Удивительно, что самое сильное из них — голод. Он не понимает, как можно думать об этом сейчас, но его мысли только о еде. Когда он ел в последний раз? Не помнит. Точно не сегодня. Кокаиновая диета. Требуется закинуть что-то в топку желудка. Все равно что. Подойдут любые калории. Марк вспоминает о небольшой грузинской кафешке неподалеку. Одно из многих в этом районе заведений с кавказской кухней. По выходным туда ходят обедать грузинские семьи с детьми и стариками, еда вкусная и недорогая, а официантки предупредительны, но неулыбчивы и строги, как княжны.

Одна только опасность — призраки. В первый раз Марка привела в это кафе Алька. Она через раз брала тут пиросмани, смеялась и говорила, что название блюда больше похоже на модный итальянский бренд. Ладно, у него пока есть чем отпугнуть призраков.

— Добрый вечер, — говорит Марк на входе официантке — грузинке лет тридцати пяти с красивым, но усталым лицом.

— Добрый вечер, — без улыбки кивает та, ждет, пока Марк сядет за ближайший свободный столик, и, подавая меню, предупреждает: — Мы скоро закрываемся.

— Хорошо, — кивает Марк и просит, не заглядывая в меню: — Мне, пожалуйста, хинкали — три штуки, чакапули с картофелем по-деревенски, боржоми. И ткемали.

Официантка уходит. Новопашин какое-то время разглядывает немногочисленных посетителей, потом достает телефон и набирает номер Кострова.

* * *

«Копы».