КРОВЬ СО ЛЬДОМ (СИ)

— Я выбью из тебя всё, если понадобится. Я заставлю тебя харкаться кровью, Рик, и плеваться своими же зубами, – она хватает его: трясущегося, еле дышащего, с кожей, что бледнее мела. Слипшиеся чёрные волосы и глаза, утопающие в боли. Взгляд в расфокусе, а его мир утопает в крови. — Для меня ты – расходный материал, не более. Считаешь, ты заслуживаешь нормального отношения? – почти смеётся в белое лицо. — А вот я так не думаю. Ты слабый. Никакой. Годишься, разве что, в тряпки, но и это сомнительно. А знаешь, что здесь самое смешное?

Её пальцы давят на щёки. Слабость овевает всё его существо, веки – будто налитые металлом, никак не желающие держаться открытыми. Он старается взглянуть в её глаза (потому что действительно кажется, якобы это – последний раз), уже готовый терять сознание.

— Ты любишь меня.

Он находит в себе силы оттянуть левый уголок рта и прищуриться.

— Сколько бы грязи я на тебя ни лила, сколько бы раз ни вспарывала тебе руки, – зловеще шепчет та, – сколько бы ни лгала и ни подмешивала в вино отраву… Ты продолжаешь меня любить.

Она плюёт ему в лицо.

— Потому что ты ничтожество, помнишь? – расплывается Скарлетт в улыбке. — Чёртова бестолочь.

Слёзы, что срываются с ресниц, обжигают ему щёки.

— Я презираю тебя, Баркер.

Она поднимается, толкая его, измученного и слабого, на пол.

— Если не найдёшь в себе силы подняться и позвонить в «скорую» и всё-таки умрёшь… – бросает она, выходя из комнаты. – Надеюсь, ты сгоришь в аду.

Комментарий к XXVI: НОВЫЙ ДЕНЬ — НОВАЯ ДРАМА

да, я плачу

нет, вам не показалось

========== XXVII: ТЕЛО СРЕДИ МАНЕКЕНОВ ==========

«que diras-tu ce soir, pauvre âme solitaire,

que diras-tu, mon coeur, coeur autrefois flétri,

a la très-belle, à la très-bonne, à la très-chère,

dont le regard divin t’a soudain refleuri?»

c. baudelaire

Рассвет первого дня осени он встречает в стенах клиники. О-чи-ще-ни-е.

Баркер, признаться честно, устал считать, сколько уже раз успел побывать здесь по вине психозов Скарлетт. Произошедшее кажется не более чем кошмаром: встревожившим его среди душной и беспокойной ночи, так бесстыдно прервавшим его сон… Как будто и не было нескольких дней под капельницей, с кучей препаратов и витаминов, с медсёстрами, перманентно мелькающими тут и там. И Элиасом.

— Выходит, я был прав? Эта сука тебя отравила, да?

Рик устало протирает веки с первыми утренними лучами сентябрського солнца. Зевает, складывая руки на груди.

— Элиас, боги бессмертные, – Ричард тяжело вздыхает. — Я только глаза продрал. Чего ты хочешь?

— Только глаза продрал?! – вскрикнул Лендорф. — Ты, блять, валялся в реанимации, – он резко подскакивает со стула, с белоснежным халатом на плечах, скрытых под тканями чёрной толстовки. — Тебе, сука, промывали желудок, я нашёл тебя почти дохлым в ванной, без, прошу, нахуй, заметить, сознания, ты вчера лежал с иглой в вене, и сейчас спрашиваешь, чего я хочу? Ты ебанутый? Нет, Рик, скажи: ты ебанутый?

— Ради всего святого, не кричи, – кривится Баркер. — Я осведомлён в том, что нахожусь в тяжёлом положении, которое привык нарекать полной пиздой, но не стоит так орать.

— Она тебя отравила. Можешь не отвечать, это даже долбоёбу вроде твоего Тео понятно.

— Хорош ревновать, истеричка, – Рик приподнимается, снова зевая, и лениво вскрывает заботливо принесённый Лендорфом шоколад. — Допустим, она меня отравила. Я едва не умер. И что с того?

— Что с того?! – вновь завизжал Элиас.

— Ну? – Баркер жуёт медленно и апатично, вскидывая бровь. — Не умер ведь.

— Ты, блять, конченый. Знал бы ты только, как я тебя ненавижу, а.

— Ага, – согласился тот. — И именно поэтому проторчал здесь со мной двое суток подряд. Чистая, знаешь… концентрированная такая ненависть. Ужас.

— Утырок, сука, – бросает Лендорф, потирая лоб, затем начиная пялиться в окно. — Где ты эту шлюху вообще нашёл?

Он демонстративно прокашлялся:

— В моём присутствии попрошу девушек шлюхами не называть, – поморщился Рик. — Это, если что, контроль чужой сексуальности, на который ты не имеешь права.

— А как её назвать иначе? Вот, блять, скажи: как назвать девку, которая пыталась тебя убить?

— Эм… Убийца, как вариант?

Лендорф кивнул:

— Резонно.

— Эли, ты необучаемый еблан.

— Мне похуй, – отрезал он. — Ты должен послать её.

Ричард фыркает:

— Кому должен? – едва не давится шоколадом от удивления. — Родине, что ли?

— А двум родинам не хочешь?

— Как раз пойдёт, – Баркер осматривает короткие ногти на вытянутой руке. — Я француз наполовину.

— Хуйцуз. Dis-moi merci.

— Говорю «спасибо», – вздохнул Рик. — Всё? Поучительная лекция закончилась?

— Я тебе, блять, устрою сейчас поучительную лекцию, – Элиас сделал вид, якобы замахивается и вот-вот двинет ему локтем по челюсти.

— Боюсь, – Баркер прикрылся подрагивающими ладонями. — Где мои сигареты?

— В пизде, – выплюнул тот. — Тебе, может, ещё кокоса принести? Ну так, для рывка и удачного начала недели?

— О, а можно? – воодушевился Ричард.

— Нельзя. Пошёл нахуй.

— Понял, сдаюсь, – он поднял обе руки вверх в характерном жесте. — Ладно, всё, не злись.