КРОВЬ СО ЛЬДОМ (СИ)

— Ты разве не собиралась убить Марго? – будто ненароком интересуется он, направляясь к сейфу с мешками кокаина и наполненными травой зип-локами.

— Подожду, пока очнётся, – ослепительно улыбается Скарлетт, листая новый «Кинфолк».

Баркер понимающе кивает:

— Естественно.

Выравнить дороги картой на стекле, перед этим заперевшись в ванной второго этажа, скрутить стодолларовую купюру. Что с ними будет?

Если всё, сказанное Марго – правда, в таком случае их уже должна искать полиция. Только под вопросом: поверят ли полицейские в то, что дети богатейших и статуснейших людей страны могли оказаться ввязанными в преступление такого масштаба? Поверят ли они, когда единственное доказательство вины – несколько клочков бумаги с какими-то никчёмными рисунками? Что с ними будет?

Зрачок режет радужку – он видит это расплывчато, когда поднимает голову к навесному зеркалу. Боязнь, так надоедливо грызшая сердце, наконец отступает. Сейчас ему безразлично.

Три дороги по шестьдесят миллиграмм. Четыре, пять, шесть, восемь…

Успокоение, снизошедшее на него так неожиданно, бьётся вдребезги. Голод, сверливший внутри дыры, теперь отступает, когда в голову бьют сотни навязчивых образов. Горечь, вскипавшая в крови, стала рассасываться… Только эйфория в его мозг словно бы вмонтированная.

Впрочем, не так важно. Ему бы было тяжело пережить ещё одну смерть в полном сознании, в неизменённом состоянии психики, и… Чёрт.

Девять. Руки охватывает лёгкая дрожь, но остановиться Рик уже не в силах. В голове – старая, затёртая плёнка: тут играет с её волосами, здесь – вплетает в них маргаритки в сотнях метров от Двенадцати Апостолов, после этого – наблюдает, как она маскируется под слоями макияжа, тут — он демонстрирует фильм, посвящённый его мёртвой дочери,

(«Хеди, моя прекрасная малышка Хеди»)

здесь делится сокровенным, пока… Плёнка трещит.

И он бы показал ей каждый зал Версальского дворца, предавался бы горестным терзаниям души у сгоревшего Нотр-Дама, поведал бы о всех романах Гюго, им прочтённых, он бы рассказал ей о «Красном мае», читал бы вслух поэзию Бодлера, только… Скарлетт сделала свой выбор?

Окончательный.

У них, конечно же, могло быть всё…

Нет, довольно самообмана. У них ничего не было.

С самого начала, с момента, когда она приставила нож к его горлу. Ему, по-хорошему, стоило оставить её в покое, ведь они составляют полярность, они – никогда не пересекущиеся параллели. Она разрушает с величием древнегреческой титаниды, пока на губах – мёд и розы, а он создаёт из битых осколков, когда под ногти забивается кровь и грязь. Ему, по-хорошему, не стоило её любить.

Единственный вопрос, звенящий в его голове электрическим током: кто следующий?

Решиться так сложно.

Десять. Сердце ломает кости, тремор усиливается, но так легче, так намного легче переносить то, что раскраивает ему череп, так будет проще: ни физической и ни моральной боли, ни крошащегося сознания, только чистая концентрация, только сосредоточение на мыслях и планах. Ничего, что могло бы отвлечь его или заставить передумать. Решимость и растворяющаяся в черноте зрачка радужка.

Вновь всматривается в отражение.

Так будет лучше.

Уведомление на экране включённого телефона: «она очнулась. жду внизу».

А Скарлетт пронизывает лёгкая взволнованность. Спустя долгие месяцы, перелистывая огромный отрезок времени: она накрывает нижние зубы ногтевой пластиной. Никогда бы не подумала, что может переживать до того сильно. Не совсем понимает, что с ней происходит, но чувствует себя запертым в клетке животным.

Маска уверенности на её лице не трескается.

(«ага, только палец изо рта вынь»)

Марго тихо хрипит, откашливается затхлым воздухом. Гилл застывает.

Что, чёрт возьми, ей делать? Никогда прежде паника не подбиралась настолько близко.

— Ладно, хорошо, – вслух пробормотала Скарлетт. — Допустим.

Голова Бейсингер опущена вниз, закрыта светлыми выжженными волосами. Она поднимает глаза медленно, кривясь: не то от головной боли (оно и понятно), не то от тотальнейшего непонимания складывающейся ситуации. Взгляд Марго пустой. Может ли она поверить в то, как с ней обошлась её некогда лучшая подруга?

— Где я, блять? – сдавленно спрашивает та, почти скалясь.

Скарлетт, замершая, старается зафиксироваться на ней:

— Там, где тебе и место, подлая тварь, – размеренно и спокойно заявляет Гилл.

Смешок.

— И что теперь? – обречённо посмеивается Марго. — Убьёшь меня?

Скарлетт на неё не смотрит. Почему-то не получается: только смотреть сквозь стены, пол и собственную обувь.

— А я не врала же, когда сказала, что Блэр вызовет полицию, – Бейсингер победно откидывает голову назад. — Вас двоих скоро повяжут, ёбнутые вы маньяки. Только срок себе моим убийством прибавишь.

Гилл безразлично отмахнулась:

— Да у меня и так уже пожизненное, господи. Нашла чем пугать.

Марго улыбается. В её улыбке, возможно, безысходность, а возможно – непринятие грядущего конца. Может, она до этих пор не понимает, во что ввязалась.

— До меня только не доходит никак, – теперь она отводит глаза. — Когда ты успела превратиться в это? Это он с тобой сделал?