– Может, и в могиле, – согласился Гвоздь. – Боярина-то я на него, как пса цепного, спустил! Ну, слушай, Настасья. Девка ты видная, по душе мне пришлась, хоть и благословила меня кистенем. Да только, ты уж прости, жить тебе и твоим нельзя. Напрасно ты парнишек-то привела. Через твою бабью дурь и они погибнут…
Он пошевелил ногой лежащее на траве тело.
– Пристрелишь, что ли? Так мои-то близко, услышат! – не сдавалась она.
– Отпустил бы, нужна ты мне больно! Да ведь первым делом в Разбойный приказ побежишь! А мне княжича моего вызволять. Теперь уразумела?
Княжича?! Тут Богдан едва не ахнул. Он понял, о котором княжиче речь.
– Парнишек пожалей, – попросила Настасья. – Они с Москвы прочь пойдут, на север, к Архангельску, ввек ты их больше не увидишь!
– Нельзя жалеть. Не ровен час, за тебя расквитаться пожелают, как ты за Юрашку.
– Пристрелишь, значит?
– А нож тебе милее?
– Коли ножом в самое сердце – муки меньше. А ну, коли недострелят? – спросила она. – Видывала я таких раненых – трудно помирали! Тебе смерть моя нужна или мои мученья?
Богдаш бесшумно вытащил из ножен клинок.
Это был охотничий нож, без которого он разве что в бане парился, а так оружие постоянно находилось при нем. Такие ножи, тяжелые, длинные, с большой крестовиной, считались медвежьими. Находились, конечно, умельцы, которые схватывались в лесу с косолапым чуть ли не в обнимку, но Богдаш ни одного такого живым не видывал.
Жертвой конюх наметил того Гвоздева подручного, что с пистолью. Если толкнуть того, что с пищалью, чтобы она, тяжеленная, слетела с упора, то стрелку будет не до драки. Тем более оба оружных разбойника стоят за Гвоздем, пока он обернется – одним шишом и вором меньше станет.
И не может же быть, чтобы Настасья не воспользовалась внезапной помощью! Девка-то и сама, чай, налетчица…
Молясь Богу, чтобы не опоздать, Богдаш пошел краем поляны, чтобы оказаться за спиной у Гвоздя и его людей.
Настасья меж тем пыталась выторговать жизнь Лучке и Филатке. И приступала к Гвоздю все ближе…
Голос у нее сделался совсем жалобный и почти в плач сорвался, когда она продвинулась еще на вершок и выбросила вперед руку, и, незримый для глаза, метнулся в лицо недругу летучий кистень!
Но поспешила бешеная девка, совсем малости не хватило – невольно шарахнувшись, Гвоздь спасся, хотя и пихнул при этом того своего товарища, что держал пищаль. И тут же сзади напал Богдаш.
Он ударил парня с пистолью и завалил его. Парень оказался брыкливым и живучим. Он, повернувшись на спину, с предсмертным воем так Богдаша в колено лягнул, что конюх сел.
Настасья меж тем, поймав кистень в горсть, отскочила.
Вооруженный факелом Гвоздь понял, что вся его затея вот-вот рухнет.
– Убью!.. – зарычал он и кинулся на девку, тыча в нее факелом.
Богдаш попытался было встать, но колено не позволило, острая боль заставила зарычать.
Мужик с пищалью плохо понял, что за леший вывалился из ночного леса и уложил товарища. Он, подхватив пищаль за ствол, кинулся на помощь Гвоздю, которого окружили Настасья с юными скоморохами.
Богдаш, перекатившись по траве, выдернул из еще живой руки пистоль, прицелился в широкую спину, загородившую ему схватку, и выстрелил. Попал в плечо.
Мужик, как это порой бывает, не понял, что ранен, ощутил сильный удар, от которого выронил пищаль, а камень или пуля – не уразумел. Он уразумел другое – что пора удирать.
– На конь, Гвоздь! – крикнул он.
Где-то в лесу раздался выстрел. И это еще больше подстегнуло налетчика.
В который уж раз Богдан пожалел, что нет на поясе джида! Мужик поспешил туда, где стояли кони, и взобрался в седло, и цапнул поводья еще двух коней, и направил этот плотно сбитый, бьющий копытами табунок на скоморохов.
– Стопчу, сволочи!..
Видать, он уже бывал в таких схватках, – отсек Настасью от Гвоздя и дал тому возможность вскочить на коня. И ломанулись двое всадников, ведя в поводу заводного конька, через кусты, к Троицкой дороге, прочь с поляны!
– Уйдут же!.. – взвыла Настасья.
– Ан нет! – отвечал Богдаш. – Не к Москве же их понесло?
– Ты кто таков? – Настасья подхватила с травы брошенный в нее Гвоздем и недолетевший факел. – Ты, что ли, молодец? За мной в лес увязался?!
Она признала того красавца, который обругал ее у церкви!
– Да на черта ты мне сдалась?! – совершенно искренне отвечал Богдаш.
Он прислушался к копытному перестуку – нет, не к Москве!..
– Ти-мофе-ей! – что есть силы заорал Богдаш. – Се-мей-ка-а-а-а! Да-ни-ла-а-а! На-впе-рей-мы!!!
Выкрикнув этот приказ, его глотка вдруг отказала. Конюх закашлялся.
– Филатушка, Лучка, Третьяку помогите! Жив ведь, очухался, только прикидывается! – велела Настасья и присела на корточки возле Богдаша. – Да ты вставай, молодец! Дай хоть погляжу на тебя хорошенько, дай хоть поцелую – ведь ты нас спас!
– Пошла к черту… – кое-как прохрипел спаситель.
Тимофей был очень недоволен тем, что товарищи все за него решили.
– Я пойду с Абрамом Петровичем клад брать, – сказал Данилка. – И поедем как будто вдвоем. Это – единственный путь, как убийцу выманить.
– Так, – Тимофей был хмур, но деловит. – А мы с Семейкой, стало быть, в засаде?