– Да, вы первые поедете и у той хари спрячетесь.
– А коли не дойдете вы до хари? Коли раньше тот медведь на вас нападет? – спросил Семейка.
– Ну, значит, туда нам и дорога.
Конюхи переглянулись. Им нравилось Данилкино упрямство, не нравилось лишь, что парень безоружен.
– Держи-ка, – Семейка достал и отдал свой засапожник, похожий на гнутый клык хищной рыбины. – Сунь за правое голенище. Да не так – острием вперед. Кисточка, думаешь, для чего? Чтобы снаружи висела, чтобы нож в сапог не провалился. И вытаскивать легче.
– Кистенем его, что ли, снабдить? – Тимофей почесал в затылке. – Кистень-навязень-то на виду, а летучим кистенем я его только собирался научить владеть.
– Плетку свою ему дай, – посоветовал Семейка. – Что ты в кончик вплел – дробину? Свинца кусочек остренький надо бы.
Данилка вдруг подскочил, развернулся в воздухе, приземлился на полусогнутые ноги – и засапожник уже торчал вперед, намертво зажатый в кулаке.
– Да ну тебя! – Тимофей отмахнулся. – Хорош дурака-то валять!
– Коли взялся за нож, так не пугай, а сразу и бей, – посоветовал Семейка. – Снизу вверх. Пока против твоего засапожника чего подлиннее не вытащили…
– Или кистень в ход не пустили, – добавил Тимофей. – Ну, не передумал?
– Нет.
– Тогда – с Богом.
Они решили проводить Данилку до двора Фомы Огапитова, чтобы поглядеть заодно – не околачивается ли поблизости подозрительный народишко. Но по пути Семейка вздумал проверить, точно ли скоморох Третьяк стоит у Николы Старого и ждет Гвоздя. Не очень-то ему понравился испуганный взгляд Третьяка у «Ленивки»…
Данилка одобрил – он беспокоился за куму.
А примерно в то время, как они поодиночке, не поднимая шума, выезжали с Аргамачьих конюшен, к Николе Старому на встречу со Стенькой явился Гаврила Михайлович Деревнин.
Раздобыть лошадей подьячему Деревнину было несложно.
Дважды в год, весной и осенью, случалась на Москве такая распутица, что на иных улицах и утонуть пешему было недолго. Тогда вся Москва садилась в седло. Даже старухи, которым по их должности приезжих боярынь полагалось в известные дни навещать царицу, громоздились на особые седельца в виде кресел с подножкой. Мужчины, которые в состоянии были поднять ногу до стремени, всюду отправлялись верхом. Даже старцы не сидели дома – не было большого позора в том, чтобы взбираться на коня со скамеечки-приступочки, сам государь такую имел. А уж служилый человек, которому каждый день с утра положено быть в своем приказе, обязан был позаботиться о средстве передвижения.
Деревнин своей конюшни не имел и потому сговаривался обычно с приятелем-купцом, чьи дела при необходимости вел с особым тщанием. Купеческий работник приводил ему смирного мерина, провожал его до Красной площади, забирал конька, потом в обеденное время туда за подьячим являлся. Хоть и недалеко от приказа жил подьячий, однако являться по пояс в грязи не хотел.
Этот приятель-купец и прислал в нужный час к условленному месту своего человека с лошадьми. Подьячий сел в седло, взял повод второго коня, для Стеньки, и неторопливо направился к Николе Старому.
Обычно конный человек прятал пистоли в ольстрах, которые крепились слева и справа от седла, так что рукояти торчали на уровне колен. Купец такого добра на конюшне не держал, поэтому Деревнин приладил свою хитрую пистоль с бердышом перед собой на седле, прикрыв ее полой епанчи. Епанчу он взял старую, испытанную, которая осенью и весной исправно берегла от грязи, а летом должна была уберечь и от ночной прохлады. Еще из оружия имелись у него с собой нагайка, которой он владел не хуже татарина, и добрый турецкий кинжал.
Кинжал был безгласным упреком московским мастерам. Вернее, не сам, а его рукоять, резанная из моржового зуба. Этот самый моржовый зуб, надо полагать, добыт был самоедами где-нибудь в Пинеге или за Пустозерском, привезен на зимнюю ярмарку в Холмогоры, куплен оборотистым московским купцом, доставлен в Москву, там его приобрели турецкие купцы, вывезли его через Валахию, потом турецкие же искусники сделали рукоять, соединили ее с клинком, а готовый товар отправился в обратный путь. Естественно, и цена его оказалась не малой. Коли точно такие же рукояти наловчиться резать в Москве, а лезвия возить из Константинополя, то цена кинжалу была бы вдвое, а то и втрое меньше…
Стеньки у Николы Старого не оказалось.
А ведь весь день сегодня подмигивал!.. Войдет ли в приказное помещение, рядом ли пройдет – так и норовил со значением в глаза подьячему заглянуть. Только что локотком в бок не пихал и на ножку Деревнину не наступал, как девка – молодцу! Потом же раньше положенного срока исчез…
Помянув ярыжку подходящим словом, Деревнин отъехал в сторонку и устроился ждать. Он понимал, что карманных часов в Стенькином звании не полагается, что опоздание вполне естественно, и все же был сильно недоволен. Того гляди, появятся те, кого они уговорились выследить, – и что тогда?
Только теперь подьячему пришло на ум, что место встречи нужно было назначить иное!