Кружева надежды и любви

Пока мы расшивали подол великолепного платья из тафты-брокад красного оттенка сольферино россыпью мелких цветов, мадам Морэ все чаще и чаще морщилась, прижимая пальцы к вискам. Потом не выдержала и пошла к себе в кабинет, искать настойку от головной боли.

— Да куда же она запропастилась? — слышался голос мадам. — А вот она! Нет! Там всего одна капелька, мне этого не хватит, — простонала женщина удрученно. — Эмили, голубушка, я не могу больше терпеть эту невыносимую боль. Побудь, пожалуйста, здесь и закончи работу, а я быстренько съезжу в лавку за лекарством от мигрени и вернусь обратно. После мы сразу же закроем ателье и пойдём домой, — щурясь от света лампы и держась за виски, прерывисто еле проговорила женщина.

— Мадам Морэ, вы присядьте, давайте лучше я съезжу, — посмотрев на бледную владелицу ателье, участливо предложила я.

— Нет, нет, я сама, нам правда надо до завтра закончить это платье. А от меня сейчас тут проку нет. Ничего, сама съезжу.

Через некоторое время прозвенел дверной колокольчик. «Наверное, мадам Морэ уже вернулась», — подумала я, так и не отвлекаясь от шитья.

Но послышались тяжелые шаги и, оглянувшись на вход в комнату, я увидела Бенджамина Ратковски. За спиной мужчины, занявшего весь проем, раздался громкий раскат грома, и молния осветила его лицо — картина имела инфернальный оттенок.

С него капала вода и грязными лужами заливала чистый пол помещения. Бенджамин скинул промокший, отяжелевший от воды плащ на ближайшее кресло, снял цилиндр и примостил свой зонт подле порога. Я смотрела на жесткое выражение его лица, сидя на низенькой табуретке возле манекена, опешив от такого эффектного и неожиданного появления мужчины. Он молча стоял и прожигал меня взглядом, в глубине его глаз плескался лютый пожар.

Все внутри вдруг завопило — беги!

Я тряхнула головой, прогоняя наваждение и то, что подсказывал мне внутренний голос, вышла из оцепенения, встала и спросила:

— Мистер Ратковски, что вы тут делаете?

Он не ответил, так же пристально глядя на меня тяжелым взглядом, подошел ближе, и я почувствовала явный запах алкоголя. Вот этого только мне не хватало!

— Эмили, я хочу, чтобы ты еще раз подумала о нас.

Я поморщилась от вони перегара, отвернув голову чуть в бок, чтобы его омерзительное дыхание не касалось меня, и ответила:

— Бенджамин, у меня много работы. И закончить ее необходимо сегодня, вы не могли бы уйти отсюда, пожалуйста.

— Эмили, я сделаю для тебя все! Я хочу быть с тобой. Слышишь? Не могу забыть тебя! Мне никогда еще не нравилась, да что там, я никогда еще так не любил ни одну девушку, как тебя! Это как наваждение — просыпаюсь с мыслью о тебе, засыпаю, вспоминая твое лицо, прекрасные глаза, тонкий гибкий стан, белоснежную кожу и розовые губки. Целый день думаю только о тебе. Я ничего не могу с собой поделать. Это выше меня. Не могу больше нормально работать, жить, дышать без тебя, любимая! — и схватил меня за талию, крепко прижав к себе, потянувшись губами к моим устам.

Я попыталась оттолкнуть Бенджамина, но он был очень крупным, сильным и тяжелым. Мужчина продолжал сжимать меня в стальных объятиях так, что мне уже стало больно, и я выкрикнула:

— Бенджамин, прекрати, отпусти меня!

Но, казалось, он не слышал и, тяжело дыша, продолжал говорить:

— Ты проникла внутрь меня — в мою голову, душу. А твой образ в сердце запечатлелся навсегда. Я не могу без тебя, Эмили! Зачем тебе лорд Бингер, зачем? Ты подумай, сколько любви и страсти могу подарить я! Лорды так со своими женами не обращаются — они холодные лицемеры! — все распалялся мужчина, его глаза лихорадочно блестели, а лицо раскраснелось. — Я буду носить тебя на руках, и обещаю, ты будешь у меня одна — никаких любовниц на стороне, мы будем счастливы, Эмили! — и жадно приник к моим губам, сразу проникая языком глубоко в рот, отчего меня чуть не стошнило. Я пыталась вырваться, била его по плечам, бестолково дергалась в его сильных руках, но безуспешно.

Когда у меня почти не осталось воздуха, он перестал терзать мои губы и припал к шее, лаская и покусывая ее, но мне удалось чуть отодвинуться и дать ему пощёчину.

Однако мужчина и не подумал отстраниться, он схватил меня за запястья обеих рук и зло прошипел:

— Я никогда не отдам тебя Рою Бингеру! Ты только моя!

И вдруг, не успев понять, как он это сделал, я оказалась на спине, прямо на твердом паркете, а Бенджамин навалился сверху, жесткими поцелуями осыпая мои губы и шею, прокладывая дорожку к груди, сильно сжимая мои руки, прижатые к полу.

Я принялась кричать, брыкаться, пыталась сбросить его с себя, умоляла перестать.

— Нет, нет, пожалуйста! Не делай этого! Я не хочу! — истерика накрывала с головой, страх сжимал горло, а я просто начала захлебываться слезами.

Бенджамин на минуту оторвался от своего мерзкого занятия и, тяжело дыша, с красным лицом и затуманенным взглядом глядя на меня, произнес:

— После нашей близости ты не будешь нужна своему лорду и не только ему — никому больше не будешь нужна. У тебя останется один вариант — принадлежать мне.