Кружевные закаты

Мужичье, даже не переглядываясь, а руководствуясь, по всей видимости, предварительным сговором, повалило на землю помещика и начало избивать его подручными средствами. Янина, пораженная, ибо никогда не видела такого раньше, застыла в седле и не решалась двигаться, боясь привлечь к себе внимание. Ее вдруг парализовал тошнотворный страх, холод сменялся жаром, успокоение и свежесть приносил лишь ветер.

– Перестаньте! – долетел до Янины слабый голос помещика, прорвавшийся сквозь ругательства мужичья и шелест потревоженной травы. – Не буду я на вас доносить!

Мужики нерешительно переглянулись.

– Мы не собирались ведь его до смерти… – сказал один косматый.

– Да и шут с ним! – выкрикнул тщедушный с жиденькой безалаберной бородкой.

Мужичье разомкнуло над обомлевшим прерывисто дышащим помещиком свои лапищи, позволило ему подняться и сесть на лошадь. В тот же момент и Янина пришпорила свою кобылу, следуя к своим в полном недоумении с тяжелой от тусклых мыслей головой.

Николай, когда полумертвая Янина вернулась к мужчинам, с гордостью рассматривающим добычу, был поражен и обескуражен ее рассказом. Она не торжествовала, несмотря на то, что выиграла спор с ним. Он был слишком занят подбадриванием себя, что все прекрасно, что революция не нужна и невероятна, убеждал всех спорщиков (их немного было в их захолустье), что проблема не в царе, а в них самих. На что Янина, первоначально думающая так же, фыркала. Хотя временами холодок сомнения закрадывался в его душу. Хотя Янина, терпеливо ожидая, пока прислужница перемотает ее рану от назойливых сучьев чистыми самодельными бинтами, ничего не говорила, не источала никакого яда и разумений в стиле: «Я же говорила!», Николай решил, что она недовольна и осуждает его. Он выступал против бунтов крестьян, считал это предательством. Янина думала почти так же, но больше оправдывала их.

– Можно всех всегда оправдывать… И власть, и царя. Хорошо и верно быть отвлеченным мыслителем, которого не затрагивают никакие бури. Но это дела не исправить. Не только ведь говорить отвлеченные верные гуманные понятия стоит, но и делать что-то для разнообразия. Ваша точка зрения сильна, но я чувствую, что в ней не хватает чего-то… Быть может, справедливости, солидарности… или жалости к простонародью. В любом случае истинной стороны это не раскрывает, – сказала Янина под конец.

37

Дмитрий и Анна условились встретиться у бани, находящейся с другой стороны барского дома. Обычно свидания их проходили на чужой квартире в Петербурге, из-за чего Анне приходилось совершать поездки из пригорода в столицу, а то и вовсе оставаться нам на несколько дней. Мужу она объясняла это необходимостью участвовать в светской жизни и видеться с друзьями. Из-за этого они даже крепко повздорили однажды, потому что Николай отказывался верить, что Анна вмиг обратилась в фурию, злорадно указывающую ему на его промахи и подтрунивающую над его начинаниями. Сегодня же Анна вдруг решила покапризничать и под угрозой разоблачения заставила Дмитрия самому пожаловать к ней. Он встретил ее у ограды без всякой охоты и, хмурясь, отвечал на ее поцелуи, не смотря при этом на девушку, при мыслях о которой совсем недавно не мог сомкнуть глаз.

Дмитрий грустно и в то же время небрежно подал ей руку.

– Как было в пути? – преображаясь, спросила Анна, неотрывно глядя на прозрачные сбоку зрачки своего спутника.

Под полушубком она была одета в просторное отделанное ненавязчивыми кремовыми кружевами платье из легкого материала, перемежающегося на солнце блеском атласа. Не меньше светилось и блестело ее лицо, отражающее словно теплый солнечный цвет, отпечатываясь в ее зрачках и нападая на Мартынова. Но Дмитрий, настороженно озираясь по сторонам, промычал что-то нечленораздельное и не ответил на открытый ласкающий призыв прикосновения ее взгляда.

Они протяжно вышагивали вдоль пологого берега. Анна чувствовала себя неловко, поминутно оглядывалась назад и пыталась поддержать еле теплящийся разговор, а он будто отталкивал ее сухостью и отрывистостью формулировок. Когда они дошли до места, где ограда имения прерывалась оврагом, решено было повернуть. Дмитрий развернулся и невольно напоролся на ее жалостливое жадное лицо, лакающее будто его внимание, предвкушающее одновременно отдачу и ранящееся о безразличие. Ему стало не по себе; жаль ее и одновременно противно, будто он переел за завтраком. Всегда с ней так…

– Что ты молчалив сегодня? – спросила Анна после нескольких тщетных попыток развязать ему язык, выбиваясь из сил в попытке быть изобретательной.

Дмитрий, радуясь, что она начала столь неприятный для него разговор, тихо вздохнул.

– Понимаешь, Аня… Моя Ирина ждет малыша, и теперь… В связи со всем этим… Ты сама должна понять, что мы не можем причинять страдания тем, кто рядом, ради удовольствия. Я люблю тебя, но… Моя семья, мое положение…

Анна закрыла глаза. Изо дня в день, как устрашающего грома, ждала она этих слов.

– Как ты можешь…

– Я объяснил.

– …как ты можешь так вести себя?.. Так окручивать, соблазнять, а теперь, когда я не мыслю без тебя своей жизни, отторгать?