Кружевные закаты

– Было в тебе нечто темное… что зазывало. Иначе я не пошел бы на такое.

– Значит, – едва держалась Анна, боясь сорваться на крик, – это было поводом, оправданием? Что ты узрел нечто во мне, чего, быть может, и не было… А я виновата? И теперь ты поступаешь так со мной… снова!

– Дорогая… Прости. Это и так было слишком хорошо и затянулось слишком надолго. Я запутался в этой лжи. Мне нужно время, быть может, потом…

«Нет уж! Довольно!» – вскричала бы Янина, и хотело вскричать что-то в Анне. Но она молчала.

– Я тяжелая… – сказала она со страхом просто, по-крестьянски прямолинейно, стыдясь и ненавидя себя за то, что невзирая на все приходится озвучивать это; возмущаясь тем, что не в силах утаить это теперь.

Внезапно ей захотелось по-детски беззащитно, просто и жалко прильнуть головой к его груди и зарыться в ворсе жилета под распахнутым пальто. Но теперь она не могла, не смела… Только бы он сам предложил!

– Ах вот как… – словно громом пораженный, отозвался Дмитрий.

– Да, поэтому… Ты сам понимаешь.

– Аня, – выдохнул Дмитрий. – Ты прекрасно знаешь, что делать в таких случаях, а, если не знаешь, я тебе подскажу.

Анна похолодела. Последние лучи ее надежды испарились под гнетом этого безучастного блестящего человека.

– Я не стану детоубийцей.

– Да не о том я! – со злостью выкрикнул Дмитрий, беленясь, что его слова истолковали в таком мерзком ключе. – Ежели ребенок не будет похож на Николая, его можно сослать в другую деревню на воспитание к хорошей бабке и навещать периодически…

– С чего ему походить на Николая? – в некотором отупении, производном невозможности ситуации, произнесла Анна.

– Кто знает…

– Вы с ним не имеете ничего общего!

– Аня, он ведь твой муж.

Анна почувствовала резкий толчок разъедающей обиды.

– А. Ты к этому клонишь… Так знай, что, в отличие от тебя с твоей Ириной, мы не как муж и жена живем!

– Ах вот как… – присвистнул Дмитрий. – Но это неправильно…

– А то, что между нами, правильно?

– Не опошляй возвышенные чувства, Аня.

– Возвышенные… Что делать теперь? Мне жаль будет оправлять дитя к неведомой бабе!

Дмитрий решительно не понимал, что такого страшного может быть в том, чтобы не видеть ребенка каждый день. Женщины, право, бывают такими непрактичными! Нечего было входить в ту же реку дважды… Некрасиво как-то. Чувства Дмитрия были не настолько сильны, чтобы от них нельзя было отказаться.

Неожиданно из-за кустов возникла огромная помещичья собака, очевидно, нашедшая способ перехитрить сонных часовых на псарне. Анна никогда не понимала, за что Николай так любит этих скверно пахнущих существ. Сейчас же она замерла на месте, съехав одной ногой в пологий склон, ведущий к воде. Она хотела приказать Дмитрию: «Не шевелись!», но побоялась издавать громкие звуки. Дмитрий чужак… Да и потом, не поймет ли это чудище, что здесь что-то не то, у них ведь, по слухам, чудно развито чутье.

Собака зевнула и, поскуливая, направилась прямо к оторопевшему Дмитрию. Он опасливо поднял руку и, уговаривая пса смилостивиться, начал поглаживать его по мохнатой голове. Тот одобрительно заскулил в ответ, по-собачьи радостно и глупо высовывая язык и ожидая продолжения.

– Хороший пес, какой красавец! – в восхищении шептал Дмитрий, позабыв об Анне, укрывшейся за его спиной на отвесном склоне. – Что это у тебя, лапа перебита?

Мартынов склонился на колени и скорбно начал обследовать раненную конечность собаки. Он сел так близко к юбке сбитой с толку Анны, что она, не удержавшись, рухнула наземь и прокатилась несколько метров, пока не зацепилась за куст.

– Аня! – закричал Дмитрий, бросаясь вниз и катясь по земле так же, как мгновение назад она, бесцельно стонущая теперь от боли с отвратительной беззащитностью жертвы, покореженной обстоятельствами. Анна поглаживала снег испачканными землей ногтями, не замечая даже, что делает.

Подобравшись к ней, он осторожно повернул ее лицо к себе и с тревогой спросил:

– Ушиблась? Кости целы? – не находя в себе сил спросить про то, что больше всего сейчас заботило обоих.

– Больно, – простонала Анна.

От приступа мучения, когда он поднимал ее, Анна скорчилась.

– Я доведу тебя до дома, – с тревогой сказал Дмитрий, гладя ее волосы стесанными до крови грязными пальцами.

– Не надо… Тебя увидят.

– Но тебе плохо…

– Разве это не благоприятный исход для тебя?

– Зачем ты так…

Вопреки обстоятельствам Дмитрий подумал, что она научилась быть жестокой. Анна в тот момент готова была поверить, что он специально подсел так близко к ней.

– Мне больно, прекрати говорить! Нужна помощь. Доведи до бани и исчезни.

Перед напором такой неожиданной прямоты и повелительного тона Дмитрий опешил.

– Аня, я все объяснил… Дело не только в нас, но и в окружающих…

– Почему их чувства начали заботить тебя только когда стало удобно ссылаться на них?

Анна перевела дух и сглотнула, но не могла побороть искушения и вылить на него все теперь. Снизу ее грызла боль, неожиданно предававшая сил. Перед смертью все было тленно, все обращалось в ничто. Страшно перед возможной обидой не было.