Кружевные закаты

Медленно, опасаясь как будто, что она опомнится и убежит, он обхватил ладонями ее личико с выразительными выступами скул и подбородка и, приблизив его к себе, начал в упоении исследовать ее щеки и губы своими губами. Медленно, словно распробовав блюдо, раскрывающее по мере продвижения всю палитру вкуса, он возносил и ее и себя. Янина поражена оказалась тем, что Николай проявил такую настойчивость, но это было настолько приятно, что она быстро отвлеклась от подобных размышлений. Его крупные запястья скользили по ее щекам вниз к плечам, затем трогали Янину за спину, потом вновь поднимались к волосам… Сколько прошло так времени, Стасова не могла сказать, да это не имело ровным счетом никакого значения.

Обнадеживающие красноречивые взгляды, раздробленные страхом и стеснением, отступили перед прикосновениями. Гладкость ее кожи, его учащенное дыхание, глаза, выплывающие в полумраке… Его мысли и производимое ей впечатление были настолько прекрасны, что заворожили Янину и в какой-то мере парализовали волю. При этом дрожь ее пальцев стала настолько сильной, что пришлось облокотить их на столик с пышным букетом цветов, да и там они выбивали дробь. Все мысли и все зудящее от волнения тело будто сосредоточилось в одной желанной пульсирующей точке. От его прикосновения по ее коже пошли благодатные теплые полосы, а он, уняв волнение, сильно и мягко касался ее подбородка, шеи и плеч, обхватывал ладонями узкие руки и прижимал их к себе.

Его серо-синие глаза скрылись за ее веками. Она впервые в жизни прикоснулась к другому человеку так, как истинно ждала, желала, жаждала… Обладая достаточно рассудительной рационалистической натурой, Янина почти впервые позволила себе истинную роскошь прочувствовать мгновение. И, прочувствовав, завопить: «Остановись!» Когда-то, о чем она столько мечтала, столько раз себе представляла, сбылось, Янина не знала, как быть, что думать и чувствовать. В немом опьянении смакуя его губы, трогая его лицо, слегка занесенное небритостью, она поняла вдруг, что Николай перестал быть кумиром, спустясь, наконец, на землю. Теперь она может лучше узнать, ощутить его… Может, наконец… И что же, по мере приближения к ней он станет обычным человеком, утратив свой вожделенный ореол недоступности?

Теперь она различала частности – его родинки, покраснения на подбородке от слишком заточенной бритвы, быстро мажущийся ворот кипельно – белой сорочки. Фантазийное ее облако и отношение к нему как к кумиру и иконе начало помалу рассеиваться.

46

– Циники в глубине катастрофически несчастны. Горечь внутри – яд на языке. Вы на Анну взгляните… Просто так ничего не бывает. Ниоткуда не берется и никуда не девается. Человек, внутри которого все хорошо, не будет самоутверждаться за счет унижения людей или их канонов, их, быть может, выглядящих восторженными мнений. Или выставления себя в выгодном свете. Ему будет плевать, потому что главную гармонию – с собой – он достиг уже. Внутренний взгляд, как у истинно, а не притворяющегося мудреца направлен в бесконечную бездну себя.

Николай удовлетворенно кивнул, не находя даже, что добавить.

– Не знаю отчего, но я всегда считала мужчин с силой воли способными указывать на мое приниженное место, но при этом неосознанно мечтая именно об этом. Не наблюдается в тебе ни фиглярства, ни обманчивого рыцарства, способного обмануть лишь женщин, не имеющих таланта зреть глубже поверхностной очарованности. Что помогает не слишком честным мужчинам добиваться определенных целей.

Это уверенным влюбленным в собственную красноречивость голоском поведала Янина уставшему за день ссор с управляющим и доскональных проверок счетов Николаю одним из многочисленных вечеров, что они в уединении проводили у камина или на лоджии. В этой идиллии упоительных среднерусских вечеров явно не доставало Анны, но ее отсутствие уже перестало быть бельмом на глазу для собеседников. Янине показалось, что Николай невнимателен к ее словам, и обиженно замолчала.

– Поэтому ты едва не выскочила за Федотова? – с легкой дружеской и все же слегка подтрунивающей улыбкой отозвался разморенный отдыхом Николай. Его всеобъемлющие проблемы перестали казаться плачевными в тишине уютной комнаты вдали от источников расстройств. Рядом с молодой здоровой женщиной… Упоительной самим фактом своего существования и новизны.

– Может быть, – в свою очередь едва не прыснула Янина, вовремя вспомнив, что нужно производить благоприятное впечатление, быть изящной и доброжелательной и конфузясь из-за этого. В его присутствии она испытывала скованность и неловкость даже если говорила на близкие темы.

«А нет, слушает» – с благодарностью и важностью подумала она, приободрившись.