Кружевные закаты

Так ли был безупречен Николенька даже по сравнению с двумя женщинами, с которыми обитал в одном доме, не предпринимая ничего, чтобы изменить сложившуюся ситуацию? Он никогда не казался своей любовнице слабаком, но… Что же двигало им? Традиции, въедающиеся в голову и регулирующие поведение, страх перед осуждением, лень менять что-то? Это не давало ей покоя. Когда Янине казалось, что она распробовала суть, та вновь ускользала в потемки. Янину вдруг озарила идея, что все они, заточенные в одном пространстве, в чем-то неправы, виноваты, что сами отравляют свое существование кто ленью, кто пассивностью, кто страхом, кто скрытыми ужасными потребностями страдать или причинять страдания в ответ на с детства сочащиеся обиды…

Словно заноза, постепенно выдавливающаяся из ранки, открывалась Янине истинная причина ее срывов. Все было так просто, но поначалу она даже не обратила внимания на обстоятельство, как будто бы и не затронувшее, и незначительное. Не то, что Николай возобновил брак. Даже не то, что он так переменился к любовнице, почуяв, видно, свою вину… Нет, тут было другое. Нечто более невразумительное для ревнующей женщины – удивленная неприязнь к тому, что после всех горестей, что Анна причинила ему, он не нашел в себе сил оттолкнуть протянутую ему с невысыхающим чувством собственной значимости руку. Как ни старалась Янина видеть в Николае силу, даже если она видела ее наверняка, своим предчувствиям верить не хотела и приняла за слабость истинное проявление великодушия и веры в будущее. Перед наплывом чувства несправедливости и слепоты перед ясно и четко видимым Янина Стасова была бессильна, и клокотание опаляющей обиды, тесно соприкасающейся с яростью, не давало ей покоя.

– Ты разрушила все. Мы все могли быть счастливы, – самозабвенно продолжала Яня сиплым прыгающим голосом.

– Не к чему драматизировать, – ответила взъерошенная Анна, – обе мы в равной мере виноваты. Но если и есть человек, из-за которого все рухнуло, так это Дмитрий. Наиболее слабый и мало что смыслящий.

– Ты слишком несправедлива к нему.

Обе на время замолчали, затем Яня снова разомкнула уста.

– Не была бы ты счастливее, если бы научилась ставить чужую волю ниже своей?

Едва ли самые сведущие в глубинах человеческой души могли точно сказать, как зародилось и из чего вытекло это соображение Янины. Какие-то обрывки фраз, взглядов, предчувствий и потаенных выводов привели ее к этому правдивому заблуждению.

– Ты умеешь, – отчетливо отразила удар Анна, с неудовольствием меняя тему и переставая подводно воздействовать на сестру. – И стала очень счастлива? Видно, не заложена в нас благодатная способность принимать мир со всем его несовершенством и прелестью, – протянула она уже после паузы, прокатывая остекленевающий взгляд по мебели.

Янина ничего не ответила на это, вперившись пожирающе-глубокими и пытающимися как следует осмыслить глубину соображения глазами в царапину на обоях.

– Быть может, несчастье не от личных качеств, а от внутренней неспособности его испытывать вовсе… – вновь сказала Анна.

– Но ведь нам по силам улучшить жизнь…

– По силам, да не тянет…

– Раз не тянет, так не по силам… Не по силам заставить себя. А заставить необходимо, приоритетно испытывать счастье… Какой смысл имеет никчемная жизнь без проблесков блаженства, когда понимаешь, что ради этого и существуешь? Когда все остальные догмы, соображения и желания тихо жить ради долга просто перестают действовать, поскольку становится ясно, насколько они античеловечны, вопиющи, смешны, сдержанны, тоскливы, – жестоко подытожила Янина, начиная злиться оттого, что ее великолепную идею не поддержали. – Я не согласна с тобой.

– В любом случае, теперь все будет хорошо… Я избавилась от своих демонов, – Анна подумала, насколько противно защищать себя, оправдываться и просить прощения одним предложением.

«Надолго ли?» – поймала себя Янина на противном утверждении.

– И я.

– Так ты согласишься вновь начать все сначала? – не показывая вскипающей в глубине радости и не осознавая ее сама, спросила Анна.

– Думаю, да.

Обе замолчали, потом Янина с явным нежеланием разговора надрывно спросила:

– А с Дмитрием покончено?

– Покончено… – со вздохом протянула Анна.

– Ты влюбилась в того, кто ярче всех целовал, кто лучше всех заморочил тебе голову. Кто был навязчивым, когда ты не хотела, безразличным, когда был нужен больше всего и распылял тебя романтическими фразами, подавлял тебя уверенностью… При том, что сам плясал под дудку жены и матери. Этого ты хотела? И как ты можешь так унижать себя…

– Ты не представляешь, как страшно было это с одиночество вдвоем… с Николаем. И потом, ты не можешь так судить об этом. Тебя не было между нами, ты не можешь знать всего и составляешь свое мнение исключительно исходя их своих убеждений и наблюдений. Большинство людей поступают так же, и они не правы.

– Ты тоже так поступаешь.

– И я не права… – вынуждена была признать Анна, хоть это и не понравилось ей. Она собиралась отчитать сестру, а та быстро нашла, чем приструнить ее.