Кружевные закаты

– По поводу Николая… Что же страшного в нем? Ты сама-то объяснить не сможешь… Не такой он плохой, как ты вообразила. И ты даже не можешь теперь защищаться фразами вроде: «Ты не жила с ним так близко».

– Я никогда не говорила и не думала, что мой муж плохой.

Янина распылилась и в начала придавливать Анну своим авторитетом, чего не терпела по отношению к себе.

– Может, если бы появился ребенок… – протяжно изрекла Янина, вовремя отойдя от непримиримого тона, который решила искоренять в последнее время, с опаской наблюдая за сестрой и позабыв о любых амбициях по отношению возможного отца.

Та слегка дернулась.

– После того, что произошло, я уже не знаю, дано ли мне будет счастье быть матерью, – изрекла она.

Янина сникла.

– Зачем ты пошла к нему?

– К Мите? – спросила Анна и поморщилась оттого, что по привычке нежно и незаслуженно назвала этого человека.

– Да…

– Это нормальная человеческая потребность – искать тепла и любви.

– Потребность бросаться из одних объятий в другие?!

Между сестрами не было той взаимности, которая позволила бы прощать обороненную вслух правду.

– Тебе не понять.

Янина усмехнулась, а Анне стало глубоко неприятно от этого смешка.

Все это начиналось как прекрасная сказка, залитая надеждами… Янина была уверена, что предательства от Николая ждать не нужно, что все будет безоблачно, пока он рядом со всем его совершенством… Стоит признать, ее пьянила та роль.

54

От наслаждения умиляющей чистотой снега, несущегося в окно, но всякий раз промахивающегося, Янина даже чаще задышала. Люди на улицах кляли погоду и истово кутались в воротники. А она сидела за шитьем и не могла оторвать зачарованного взора от белоснежной равнины, растущей по мере свирепствования снега. Она ожидала, что вот-вот Федотов появится на заваленной мартовским снегом дороге и улыбнется ей снизу, беззащитно показав десны. Дорога через темнеющие влажные куски всплывающих по аллеям деревьев до затерянной усадьбы вся была скреплена льдом. «Настоящее золото без всяких примесей не часто в природе, в конце-то концов», – рассудила Янина.

Путь к дому заметало белесым хлопком, но вечерело уже не так рано. На фоне неба, постепенно из неопрятно-серого становящегося заманчиво-синим, заметенные мокрым снегом фигуры в саду казались Янине необычнее и привлекательнее. Приближающая ночь душила своим мрачным подводным совершенством.

На исходе дня она решила выбраться из усадьбы. Набухшие от мокрого снега складки платья волочились за ней, утягивая. Содранная ночь нависала над Яниной, проникала вглубь самых потаенных помыслов и не оставляла ей себя. Она настолько была в некой собственной эфемерности чувств и переживаний, а еще перспектив, убивающих мечты… Вернее, не мечты, а те неоформленные неосознанные полу думы полу проектирования о том, чему не суждено состояться. Денис был, скорее, гаванью, к которой ее подмоченная лодочка не прочь была примкнуть, дабы в безопасности, которую так жаждала, высказать все претензии миру. Она, возможно, первая решила порвать этот порочный круг недопонимания и самоудушения под крышей их небольшого уютного дома.

Она вышла на занесенную манной кашей реку и побрела к ограждению, чтобы встать на забор и посмотреть, что происходит за пределами барской долины. На середине реки лед под ее ногами угрожающе заскрежетал. Скульптуры, венчающие овальный пруд на возвышении, растворялись вдали по мере надвижения тумана. Терзающиеся в отдалении деревья на голых ножках размеренно темнели на светлом фоне покрытой снегом земли. Неожиданно Янина уловила резкий четкий хруст под ногами и почувствовала, как ледяные глыбы воды врезаются в ее икры. Вмиг все потемнело, и Янина со стороны словно увидела, как проваливается в пучину темной обжигающе-ледяной воды.

Конюх нашел ее на берегу, когда она, бессильная, озябшая, выползла на него и повалилась на рассыпчатый снег спиной, согнув колени. Три недели после этого простыни под ней становились мокрыми от пота – Янина боролась с воспалением легких. Проснувшись и поняв, что перешагнула болезнь, она не испытывала уже сил радоваться. Все потеряло интерес и вкус. Нужно было бежать их этого проклятого гнезда, где никто не мог быть счастлив, и пытаться по крупицам сколотить те жалкие осколки своей жизни, которые не поглотили еще бешеные страсти. Янина, всегда ненавидящая преувеличения и патологии, поняла вдруг, отчего происходила ее ненависть – она тайно к этому тяготела. Но здравый смысл и раненое самомнение подавили неистовое влечение к запретному, растущее по мере ужесточения правил хорошего тона. Раньше ей казалось, что она не может найти золотую середину… Теперь она и не была нужна.

Сестра приходила к ней во время болезни и подолгу сидела молча, боясь потревожить больную и отчаянно желая поговорить. Но обе девушки молчали, и тягостно становилось в комнате от запаха лекарств и глубоко запрятанной раны непонимания. А на затемненном вечером столе одиноко горели и грезили о солнце тусклые свечи. И безрадостно становилось кругом.