Кружевные закаты

Янина Стасова бродила по Эрмитажу как по зачарованному лесу и каждую минуту ожидала, что произойдет нечто из ряда вон выходящее. Теплый гул безбрежных коридоров с огромными утопающими где-то вдали потолками окутывал ее. Задумчиво проскальзывала она между неизмеримых стен, унизанных темнеющими картинами из глубины веков и новыми, нагло и улыбчиво поблескивающими своими свежими красками. Атмосфера музея наполняла ее уверенностью, размягченностью, ранимостью и в то же время непререкаемым ощущением, что несмотря на все дрязги все тленно в сравнении с вечностью, к которой можно прикоснуться здесь, сейчас.

Поэтому то, как Денис Федотов промелькнул в зале, посвященном войне с французами, не привело ее в особенный трепет, но и не вызвало страха или стыда. Бывало, она раздумывала об этой встрече, хотела в некоторой мере загладить вину. В какой-то приятной дымке, как от свежей выпечки на завтрак, Янина ускорила шаг, чтобы догнать своего бывшего жениха, скрывающегося уже за одной из дверей и грозящего вовсе рассеяться в неизмеримых проходах дворца. По темным лакированным полам пронеслась дрожь от соприкосновения с ее легкими шажками.

– Я… Янина Александровна, – протянул Денис на выдохе очень тихо и мягко, не обнажая неистового удивления.

– Вот так встреча! – воскликнула Янина, окрыленная тем, что он не разозлился, а даже, по всей видимости, обрадовался.

– Не ожидал… Я так рад, – только и мог обронить счастливый Денис, видя, как Янина обрадована и чудесна. Милая Янина, а он ведь уже и подзабыл, какого оттенка ее глаза под напором темных ресниц.

Она сжимала в руках зонтик, он потертую трость, благодаря чему показался Янине настоящим франтом.

– Что же… Вы одна здесь?

– А с кем же? – усмехнулась Янина.

– С сестрой…

«С мужем…» – подумал Денис.

– Нет же, Анне интереснее на вечерах с обилием вина, привлекательных пустозвонов и нескончаемых карт, романсов, игр.

– Вот как, – замялся Федотов.

Янина посмотрела на него с некоторой женской жалостью, чувством безобидного превосходства и ласково улыбнулась. Денис кашлянул, и, выжидающе посмотрев на собеседницу, прибавил:

– Вот я только вчера был в филармонии. Так приятно отдаваться музыке… И сразу мерещатся тебе синие дали, счастье, которое разрывает все внутри от своей мощи. И в то же время бесконечно больно приоткрывать глаза и сознавать, что ты по-прежнему сидишь в своем пустом доме, никому не нужный. Развлечения – пустота, если они без дорогого человека рука об руку с тобой, без содержательных бесед до самого утра…

– Ваши слова просто сочатся музыкой… А натура тонет в красоте, – самозабвенно произнесла Янина, озвучивая то, что думала о себе и сожалея, что ей никто не сказал этого, как бы она того не заслуживала.

– Не преувеличивайте, – одобрительно замялся Денис.

– Да я и не могу сказать, что развлекаюсь тут. Скорее, образовываюсь, – улыбнулась Янина и обогрелась будто забытой беседой с не чужим человеком. – Без искусства человек не поднимется над обыденностью, грязью… Это Анна любит блистать своими жемчужинами и перстнями в большом свете…

– И получается?

– Что?

– Блистать…

– А… Должно быть, – отозвалась Янина с легкой иронией, которую Денис уловил очень слабо.

Но все же мелькнула у него догадка, что между сестрами пробежала если не черная кошка, то туманность непонимания… Не отторгающего, но и не позволяющего стать сплоченной семьей.

Денис с опаской обещал навестить Янину в неопределенном будущем, что она безмолвно поощрила улыбающимися глазами. Так они и разошлись тогда – слишком быстро, без лишних слов. Но понимали про этом, что это лишь начало, и думали друг о друге больше положенного. Янина задавалась вопросом, почему только столкновение с Федотовым на выставке воскресило в ней потребность думать о нем и не испытывала радости от понимания этого.

51

Модницы того великолепного времени носили шали, диадемы, ленты на шляпах, даже тюрбаны. Янина смеялась над этими женщинами и заодно над модой, считая ее признаком отсутствия собственного видения. Анна доказывала, что создание платья – искусство. Она обожала свои вычурные серьги, обилие браслетов, гребни в волосах и прически, перегруженные локонами и накладными косами. «Создать, а не скопировать, – думала Янина в ответ. – Вот в чем истинное искусство».

– Мы живем в деревне и гораздо ближе в народу, чем эти изнеженные столичные фифы, – уверенно сказала Янина.

Она сидела в уютном пристанище Федотова, где тот остановился на время отлучки из имения с намерением пропадать в столице сколько вздумается. В тщеславных мечтах он уже видел себя завсегдатаем салонов и опер, с которым раскланиваются на узких столичных улицах знатные дамы, улыбаясь сквозь шляпы «шуте». Впрочем, даже когда Денис действительно становился им, он не испытывал такого прилива удовлетворения собой, как в грезах.

Федотов вспомнил, что Стасова никогда не отличалась особенной любовью к людям вообще и простонародью в частности, на что указал ей. Она пожала плечами.