Крысиные гонки

— …бля, как я их всех ненавижу! И больше всех главного ихнего, Хрона. Ссссуки! Как бы с Гришкой связаться, с нашими — я б рассказал, как они нас тут кормят и лечат!

— Ага, дадут они тебе рассказать.

— Дёргать отсюда надо, пока не подохли с голоду.

— Ага, легко сказать; далеко я дёрну с простреленной ногой… Тут хоть как-то кормят… Бля, до весны б доскрести…

— Домой хочу, нах!.. Как я здесь оказался?? Чо я тут? Нахуа?!..

Слышны сдавленные рыдания.

— Да ладно, чо ты. Новый Год скоро… А там Гришка придёт; он же обещался «с пригорком» разобраться. С Вовчиком с этим.

— Ага, «придёт» он… ему и в Никоновке не дует небось.

ОПАСНЫЕ ПОРУЧЕНИЯ

Дом старосты.

Булькая, льётся из алюминиевой канистры прозрачная жидкость в воронку, воткнутую в горлышко литровой бутылки. Разносится едкий запах спирта. Но для Галки он приятен, как прежде запах шампанского. Спирт! Настоящий, чистый; не нечищеное бурло Никишиной, от которого наутро печёт изжога и разламывается голова. Можно будит закрасить чаем… или — брусничным вареньем! Во, точно; часть чаем — как бы коньяк, для мужчин; часть вареньем, — как бы ликёр! И забыть хоть на Новый Год про всю эту гадость: про промозглый холод, вечно дымящую печку, обледенелые дрова, ледяную воду из колодца; промёрзший, полузаметённый снегом сортир на углу огорода; убогий однообразный деревенский рацион…

Но пока что забыть не удаётся.

Борис Андреевич, отмерив по горлышко, убирает воронку, и продолжает начатое:

— …значит ты, Галя, как в рельсу-то брякнут — берёшь своих домашних, собираешь — и марш-марш к казарме. Там Сергей Петрович речь скажет, зажигательную — и, — на пригорок! Нужно показать им, недостойным, что мы тут — сплочённые, и очень ими недовольные! Глас народа, как говорится, — глас божий! Пусть услышат. Ты, стало быть, ответственная — за своих, и за соседей. Постучишь им там в окно — чтобы шли, не медлили. Или вы вместе встречать будете? Напомни им там заранее, что неявка всех от 10-ти до 80-ти лет по набату — сразу в штрафники, в лазарет, ухаживать за больными и ранеными, — помнишь??

— Борис Андреич… — затягивая винтовой пробкой бутылку и провожая сожалеющим взглядом убираемую старостой канистру, проговорила она, — Так а зачем?.. Что мы там делать будем? Ну, подойдём… Там же заминировано всё, бомб они наставили — Сергей Петрович же и говорили…

— Да?.. Ну, это он сболт… преувеличил немного. Ничего, пройдёте.

— А парни? С дружины?..

— Не-не-не! Ты пойми — это не атака должна быть, это должен быть «глас народа»! Простые жители деревни, понимаешь, пришли высказать своё неодобрение отщепенцам!..

— …проклятым выродкам и ведьмам, скачущим на костях трудовых людей, ворам и убийцам… — заученно произнесла Галка. Ещё бы не заучить — Мундель своими речёвками каждый день на мозг капает, тут запомнишь поневоле!

— Вот-вот! Ворам и убийцам. Подойдёте к пригорку, — и выскажете своё «фэ». Ты же и выскажешь — подготовься заранее. Язык у тебя подвешен. Вот и скажешь — от общества!

— А что — я?.. Может лучше вы?.. Или Сергей Петрович? У него так хорошо, гладко всё выходит; а у вас ещё и со стихами…

— Нет-нет. Мне, нам нельзя! Это должен быть стихийный, народный, так сказать, — порыв души! Собрались все вдохновенно — и пошли высказать своё неодобрение! Все. Но — без администрации, и без оружия. Народ, так сказать, Vox pópulivox Déi.

— Зачем?

— Не твоё дело. — так же, как прозвучал вопрос, коротко ответил староста.

— Ладно, ладно… А не постреляют оне нас?

— Вы же без оружия пойдёте. Мирные, так сказать, граждане. Соотечественники. Голодающие. А они там — обжираются. Это же нехорошо, как ты считаешь, Галина?

— Конечно… нехорошо! — тяжело вздохнув, соглашается та; и принимается заталкивать бутылку в сумку, в кожаную, прежде хорошую сумку, с которой в Мувске ходила на работу, а потом по магазинам. Луи Витон. Хорошая была сумка, хорошее было время… Бутылка лязгает, стукая о такую же, пустую, взятую «на всякий случай».

— Вот… Как в набат ударят. И — с огнём в глазах, с правдой на устах!.. Впрочем, обматерить их тоже не помешает — ну, там решите, на месте. Заодно и прогуляетесь. Разомнётесь.

Галка согласно и покорно вздыхает.

— Давай-ка я тебе ещё налью… Есть ещё бутылка?

— Есть! Есть! — радостно она бросается рыться в сумке. Не зря ещё бутылку взяла! А — и сходим к пригорку, обматерим бл. дей этих! Не будут же они стрелять в безоружных!..

Галина ушла.

Староста проводил её, вернулся в комнату, продекламировал:

— Глас народа — глас ли Божий?

Может просто крик толпы?

Я гляжу на эти рожи,

На оскаленные рты… — Хокинс!

— А?.. Что, сыгранём? Доставать? — просунулся из-за дивана подслушивавший по своему обыкновению подросток.

— Юнга… Надо разведать оборону неприятеля. Готов?

— Я? А чо я?.. Чо я-то?? — тут же струсил он.

— Юнга, ты струсил, что ли??

— Неет… Но чо я-то сразу?

БорисАндреич вгляделся в мордочку сожителя. Вот тоже — заяц. Кстати, реально на зайца и похож — чуть что готов стрекотнуть в сторону, и носом двигает — принюхивается будто… Рыкнуть на него, что ли? Ишь, ещё оговариваться надумал…

Но, подумав, выбрал он другой вариант: