— Тань, передай: «Не стрелять ни под каким видом! Это — провокация!» Передай по цепи.
Вовчик достал рацию.
— Вадим? Вадим! Как слышишь? Приём!
Вадим вскоре откликнулся; он, как и во время первого штурма, занял снайперскую позицию на колокольне:
— На связи… Что, обстановкой интересуешься? Так слушай: идут… ну очень много идут! Я смотрю — Валерьевна даже. И Борисовы старого деда тащат. И Голицины. И…
Вовчик нервно нажал передачу:
— Вадим, Вадим, я и сам вижу, что идут много; ты суть дела давай — вооружённые есть? Хронов? Староста? Пацаны хроновские??
Ах ты ж чёрт, он же не услышит!.. Но Вадим и так перешёл «к интересному»:
— …вся деревня идёт. А хроновские — сзади, цепью. Типа заградотряда. Старосту и его прихвостней — не вижу… Приём.
— Вадим, Вадим, всмотрись — только хроновские? Никого чужих?.. Приём.
Это было самым важным. Только хроновские уроды-то пригорок точно не возьмут. Да и струсят лезть, даже и под прикрытием «гражданских»: показали им прошлый раз, что тут шутить с ними не будут! Тогда это и правда провокация. Нет, не должно бы быть чужих. Не прозевали бы мы.
Это тут же подтвердил и Вадим:
— Нет чужих… Местные только. Идут, как дураки в ладоши хлопают… Ничего. Подойдут, покричат… Приём.
— Вот! — обрадовался Вовчик, — Я тоже думаю, что это у них алкогольная интоксикация! Будут опять туфту втирать насчёт «Зачем у нас амбар обокрали» и прочее. Ты не стреляй, смотри. Приём.
— Свою Катьку поучи щи варить, сопляк! Учить меня ещё будешь… — донёсся ответ из динамика рации.
Вовчик быстро оглянулся на Катерину — не слышала ли? Нет. Прижавшись к стенке окопа, даёт пройти Геннадию Максимовичу.
Тот подошёл, похрустывая снежком и пригибаясь; за спиной — двустволка.
— Хорь! Ты не вздумай стрелять! Это — провокация!
— Да понял я уже!
— Я сейчас прошёл — всем наказал: «Не стрелять!»
— Да я уже передал по цепи! Давайте, Геннадий Максимович, всё же друг друга не дублировать!
— Не дублировать!.. А ну как у кого нервы… Говорить с толпой — ты будешь?
— Я. Придётся.
— Вот. Ты поосторожней, особо не высовывайся — вдруг из-за того и затеяно: ты выйдешь — а тебя снимут! Хотя среди этих адиётов снайперов, вроде бы, не было, но всё ж таки.
— Учту.
— И скажи им, что не брали мы их продукты, и потому отвечать по пропаже не намерены. И что не уполномочивали за нас с Оршанском рассчитываться, оттого, опять-таки, мы им ничего…
— Да понял я! Скажу.
— Вот. А я на правый фланг ещё схожу, проконтролирую. И ещё, Хорь. Если до стрельбы… нет, я сказал же — не стрелять! Но если вдруг пугнуть надо будет… На.
Геннадий Максимович достал не из патронташа, перепоясывающего его долговязую фигуру, а из кармана куртки пару красных цилиндриков — патроны к 12-му калибру.
Вовчик принял их, рассмотрел. Завёрнуты, вроде как, по заводскому. Только лёгкие…
— Холостые?
— Вроде того. Сын раньше дурью маялся; купил пачку «травматических», с резиновой картечью. Часть так, по воронам расстреляли, вот — осталось. Далеко не летит, но бухает почти как настоящий. Есть чем?..
— Найдём… — Вовчик повернулся к Катерине:
— Кать?.. У тебя трубка-стрелялка с собой?
Та кивнула. Отставив карабин, достала из-под куртки пару трубок. После того, как ей вручили давно уже отобранный у хроновских хлопцев СКС, «стреляльный набор» под 12-й охот-калибр она, как и все девки с коммуны, носила с собой на случай ближнего боя, если совсем уж край.
— Не, мне не надо! — отстранил Вовчик протянутые трубки, — Вот, возьми сама. Перезаряди на холостые, то есть на резину. Если что — пали в толпу прямо! Метров на пятнадцать хоть долетит с короткого-то ствола? — обернулся Вовчик на Геннадия Максимовича, но тот уже ушёл.
Полюбовался на Катькин классический профиль, пока она ногтями доставала из трубки-ствола патрон, да заталкивала только что полученный, «шумовой». Вот чё она комплексует? И не видно почти шрама. Отсюда — так и вообще не видно…
— Кать… — позвал её, чтобы отвлечься, пока там эти, озёрские, топают сюда, — Кать. Как там Зулька?
— Да ничего. Сейчас от отца на кухне прячется, мы там как раз гадали — темно… Порывалась сюда, в окопы, — не пустили…
— Я ей дам — в окопы!.. И что вы там — погадали?
— Да.
— И что? Или секрет?
— Да нет, почему секрет…
— А как гадали?
— Да как обычно — бумагу комкали, потом жгли… — Катерина, кажется, тоже была рада отвлечься от приближающихся неприятностей, — Жгли на перевёрнутой тарелке; потом на стене смотрели тень от бумаги, через свечу… Батюшка сказал, что это всё пережитки язычества и «сплошная психиатрия и психоанализ», но, в общем, не запретил…
— Ну да, чего бы он запретил вдруг? — Вовчик всё поглядывал на приближающуюся толпу — пока ещё далеко… Хорошо, что Катька разговорилась. Радует.
— И кому что выпало?
— Там не выпадает… Там угадывать надо. Рассматривать тень; поворачивая тарелку, и угадывать… к чему душа лежит, говорят, можно угадать. Глядишь и сбудется.
— И что ты угадала? Себе?..
Катерина замкнулась, замолчала. Вовчик, видя такое дело, тут же постарался поправиться:
— А другие что?.. Зулька, небось, тоже гадала?