Ксандопуло Георгий. негелі мір. В. 37

Еды не было. Никаких вещей для обмена на продукты не было. из ценного у матери с собой только швейная машинка Зингер. Она и выручила нас в первую зиму. За пошив платья маме давали поллитровую банку пшена. но я уже не ел кашу. и ничего не ел – болел тифом. Моя тетя Евдокия, младшая мамина сестра, – она только что окончила школу, – тоже заболела.

* * *

Весной следующего, 1943 года приехал к нам «вербовщик». Он приглашал на работу в Алма-Атинский табаксовхоз. И мы поехали…

Мама по-прежнему шила, зарабатывала, кормила родственников. Моя обязанность – собирать сухостой в степи. Очень ответственное дело. Соберешь вязанку – будет чем согреться.

* * *

«народ в стране науку продвигает, а вы сидите здесь, в своем Табаксовхозе, липовые отличники. Попробуйте-ка решить задачку на уровне коврово-ткацкого училища. Что?! Получилось, говорите? Ну, тогда – для сапожного. Опять получилось? Тогда 100 задач для мясо-молочного техникума. Вот ваш уровень, и не задавайтесь. Вам надо учиться и учиться, чтобы подняться на уровень ребят из города», – так напутствовал нас учитель математики в последнем , 10-ом классе. «А ты, – говорил он мне, – поступай на матфак. Тебя, ссыльного грека все равно больше никуда не возьмут».

Задумался я. Нет, матфак не потяну – учитель говорил, мы только до сельскохозяйственного дотянули. Стал серьезно про Зооветеринарный подумывать. Но тут друг Колька Потеряйко из армии вернулся. «Хочу, – говорит, – на журналиста учиться. Давай вместе в КазГУ поступать. Ты мне поможешь сдать русский и литературу». Как не помочь человеку – до армии-то он только 8 классов окончил. Пришлось мне на некоторое время стать николаем Андреевичем Потеряйко. Получил я для него четверку по русскому у Вениамина Гавриловича, который и Кольку знал еще по школе, и меня отлично помнил, но виду не подал – дал отслужившему послевоенному парню шанс проявить себя и в учебе, в нелегкой журналистской профессии.

* * *

Подал я документы на химичесий факультет КазГУ им. С.М. Кирова. Экзамен по математике сдавали все вместе – химики, физики и математики. «Что за ерунда, – думаю, – задачки для техникума легкой промышленности». Решил за 20 минут. Соседу по парте решил. Потом мы с ним подружились – Витя Цикало с фронта вернулся, в плену побывал. Еще 15 минут прошло. Чего сидеть? Пошел, сдал работу. Экзаменатор тут же просмотрел ответы: «Молодец, первый решил и все правильно! У кого учился? У Сергея Петровича Тараненко?! Так он – мой сокурсник! Передай привет от меня, вадима Харасахала, и еще – благодарность за таких учеников».

Позже вадим Харасахал стал моим настоящим другом. Сам он из нерепрессированных греков, но хорошо понимал мои трудности и всегда помогал и советом, и делом.

Остальные пять экзаменов тоже сдал без особого труда в основном на пятерки. Одну или две четверки получил, но не беспокоился – балл гораздо выше проходного. Уверенно захожу в деканат, а передо мной выкладывают мою автобиографию, где я честно изложил, кто я, откуда и кто мои родители. Весь листок испещрен красными пометками. И результат – в Университет не принят.

* * *

Такой несправедливости друг Колька Потеряйко уже стерпеть не мог – он, с натянутыми до необходимого минимума оценками будет учиться, а я, Юрка Ксандопуло, успешно сдавший все экзамены, – за бортом?! Силой затолкал меня в кабинет ректора Тажибаева. Что ж делать? Я набрался злости: «Что за несправедливость, – спрашиваю, – Почему я не могу учиться? Потому что я иностранный подданный?» Тулеген Тажибаев был одно время министром иностранных дел и, наверное, мог решить этот вопрос. Однако зачисление уже состоялось, поэтому он зачислил меня кандидатом в студенты.

* * *

Денег всегда не хватало, особенно, когда ты, кандидат в студенты без стипендии и общежития. Раз в неделю ходили с Николаем Потеряйко на вокзал. вагон разгрузим – и в воскресенье к матери в Табаксовхоз – не с пустыми руками.

* * *

Первую сессию сдал на «отлично». Счастливый, иду по университетским коридорам с однокурсниками. Навстречу ректор. Узнал меня:

– Как дела, студент?

– Хорошо! – отвечаю.

– Ничего у него не хорошо, – это встревает в разговор Карл Лепин, – стипендии нет, общежития нет.

Ох, как неловко получилось. Как будто пожаловался. Ректор-то, наверное, свой вопрос мимоходом задал, формально.

Но для Тулегена Тажибаева не было ничего формального, что касалось студентов. Он побагровел, развернулся молча и грозно двинулся в деканат.

Кто я ему? Мне 17 лет, идет 47-й год. Еще жив Сталин. По стране катятся репрессии. Как этот отважный человек не побоялся вступиться за ссыльного грека?!

Через какое-то небольшое время я получил стипендию за все прошедшие месяцы учебы – 20 рублей! Вот погуляли с ребятами!

* * *

Организовали с ребятами музыкальный ансамбль. Я там такой герой – и на ударнике, и на мандолине. Гордился собой, нравилось быть в центре внимания.