Кто ты будешь такой?

Отпускает ее руки, поворачивается и, широко шагая, направляется к выходу на посадку. Аля нагоняет его, идет рядом, едва поспевая.

– Так ты все-таки поверил?

Не отвечает. Объявляют их рейс. Вот они уже в самолете, а он по-прежнему молчит. Над их головами прибывающие пассажиры запихивают сумки, хлопают шторками. Малыш на сиденье впереди стучит ладошкой по окну. Сзади супружеская пара толстяков все никак не втиснется в узкие кресла. Самолет быстро заполняется.

– Значит, ты и в самом деле поверил… – Аля сглатывает, голос предательски срывается. – И что, побежишь к своему режиссеру, как только приземлимся в Шереметьево?

Макар отвечает не сразу. Откидывает голову на кресло, закрывает на миг глаза, потом открывает. Актерская пауза. Чего-чего, а играть он в самом деле выучился.

– Мы летим на Камчатку. Я принял решение и не собираюсь от него отступать. А ты?

– Ну конечно. – Але сразу становится стыдно.

– Но ты не можешь, ты не должна говорить такие вещи.

– Да, прости, даже не знаю, что на меня нашло. – Напряжение резко спадает, изображение салона самолета расфокусируется, под коленями расплывается слабость.

Аля прислоняется к Духову, он обнимает ее. Они примирительно целуются. Правильный порядок вещей, как говорила ее мать, снова восстановлен. Мать. Ну, конечно. Духов поддерживает связь с матерью. Та в расстроенных чувствах после смерти отца, говорил он. Наверняка сказал ей про Камчатку, чтобы не волновалась. Вряд ли Вере это понравилось, побежала к Константиновичу, бросилась в ноги – спаси, батюшка… «А ты хоть понимаешь, – произносит внутри нее голос Константиновича, – от чего Макарий ради тебя отказывается?» – «Не ради меня, а ради себя». В ответ – хохот Константиновича. Так бы и убила мерзкого старикашку. Может, это все-таки правда, что его избили. Тех, с кем он поигрался, как с Алей, тьма. Она и сама бы с удовольствием выбила режиссеру глаз и переломала все ребра.

– Может, это и правда, – говорит она вслух.

– Что?

– Что Константинович в больнице.

– Из Шереметьево позвоню ему. Узнаю, как он.

Самолет взлетает, набирает высоту, в окне появляются белые, будто искусственные облака. На вид они плотные, упругие, так и хочется пройтись по ним, попрыгать, потанцевать, почувствовать, как они станут отпружинивать. А может, облака будут крошиться, как пенопласт? Да что это с ее головой сегодня? Мысли будто не ее. Наверное, это из-за начинающихся месячных, утром Аля обнаружила несколько капель крови на белье. Как всегда, явились некстати – могли бы и подождать, пока она окажется на Камчатке. Она окликает проходящую мимо стюардессу. Хочется шампанского, но, скосив взгляд на крепко сжатые в замок руки Макара, Аля передумывает и заказывает белое вино.

– А вам? – стюардесса с улыбкой поворачивается к Макару.

– Ничего. Нет, дайте стакан воды.

В Москву прибывают в одиннадцатом часу. Еле находят место в зоне вылета.

– Пойду посмотрю книжки в киоске, – говорит Аля.

Киоск оказывается закрыт на пятиминутный перерыв. Рядом кофейня. Аля идет туда.

– Два капучино, пожалуйста.

Получив напитки, садится за столик так, чтобы видеть Макара. Телефонная трубка, разумеется, уже у его уха. Наклонился вперед, уперся локтями в колени, полы пальто в фиолетово-голубую клетку касаются ботинок. Что-то быстро говорит. Аля отпивает кофе – горько, добавляет сахар, размешивает пластмассовой ложечкой. Стакан с кофе Духова закрывает крышкой. Главное – улететь отсюда. Она смотрит на часы на руке – до начала посадки еще больше часа. За панорамным окном самолеты будто висят в пасмурном воздухе, расползаются в серости. В Москве холодно. И люди одеты в зимнее, теплое. Да, главное – улететь. Там Константинович их не достанет. Ой ли? Ну ладно – Константинович не отступится. Но и Духов упертый – он тоже не отступит от принятого решения. Они и в самом деле начнут все сначала, вычеркнут прошлое. Они смогут, она уверена.

Хорошее настроение возвращается, Аля покачивает ногой. Напевает про себя «Оранжевый галстук». Любуется Макаром. Все-таки за последний год он стал очень красив, и эти короткие волосы так идут ему. Ей стыдно, что засомневалась в нем утром. Нет, Макар не из тех, кто меняет решение. Если он что-то решил – значит, решил. Только сейчас Аля вдруг понимает, что он не только внешне похож на своего отца. В нем такой же стержень, как у Виктора, – не переломить. И все эти годы ожидания роли… Она отпивает кофе. Киоск с книжками наконец открылся. Аля оставляет на стуле пальто, чтобы место не заняли, подходит к киоску. Не торопясь, осматривает скудный ассортимент – ни одна из книжек не привлекает ее. Перебирает ретрооткрытки с видами городов, обнаруживает открытку с Ростовом – дама переходит трамвайные пути. В верхнем правом углу надпись: «Ростовъ на/Дону. – Rostoff s/Don. Садовая улица». Конечно, это не оригинал, копия с него. Улица на снимке многолюдна, но ни одного лица не разобрать; издалека на даму движется какое-то пятно, похоже, трамвай. Дама спешит, шаг широк, длинная юбка почти натянулась на ноге. «Я возьму вот эту», – говорит Аля продавцу, расплачивается.