Кто ушел и кто придет (СИ)

— Вообще-то дядя — твой брат. Я не знаю, что у вас там произошло, но, может, пора это забыть. Ты даже на похороны не пришла… И почему это плохо — быть на него похожим? Он был прекрасным человеком и специалистом — так все говорят, да и я сам так думаю.

— Замолчи! Немедленно! Он был омерзителен! Он все променял на своих роботов. Ты знаешь, что у него была семья?

— Знаю, конечно… Он говорил, что его жена и дочь давно умерли…

— Его дочь погибла во время путча, а жена заболела от горя. А Роберт даже не захотел с ней разговаривать об этом, он ушел в свою проклятую работу! Создатель — так про него говорили. И что же он создал — пару десятков говорящих машин?

— Они уже не машины, не совсем машины…

Мать не слушала.

— Все им восхищались, — захлебываясь, кричала она, — для всех он был примером! Прекрасный специалист, еще бы! А когда его жена умирала в больнице, он даже не ходил к ней, даже не попрощался с ней, потому что был где-то там на научном симпозиуме! На похороны, впрочем, заглянул — так, ненадолго, минут на десять.

— Все равно, — упрямым полушепотом сказал Ник. — Он очень много сделал для всех нас, для будущего. Ты просто не знаешь, как все его уважали и ценили.

— Прекрасно знаю. И знаю, что он плевать хотел на это будущее. Он просто любил своих роботов, они были для него всем — друзьями, семьей, детьми. Это ужасно, так не должно быть! Он ценил их больше всего, он считал их лучше и совершеннее людей. Ты слышал о взрыве в вашей «Андроидной технике» одиннадцать лет назад?

— Да, теракт «Новых луддитов».

— Роберт тогда думал только о том, как бы вытащить из пожара своих синтетиков. Их-то он спас, если можно так выразиться, а вот до раненого ассистента руки уже не дошли.

— Да нет же! Ты все переворачиваешь! Дядя рассказывал мне как все было — он просто не мог спасти этого парня, он очень жалел потом, долго винил себя…

— Разве он сказал бы тебе правду? Ты пока еще не настолько на него похож, он не хотел тебя отпугнуть. А правда состоит в том, что роботы всегда значили для него больше людей. Он хотел быть с ними, а не с людьми. Всю жизнь хотел быть с ними. Думаю, он радовался смерти Миры — она развязала ему руки, теперь-то он мог жить так, как хочется. Когда Миры не стало, он… Он до последних дней жил с одной из своих синтетических девок.

— Ну да, Зои, домработница. Я ее видел. У многих есть такие синтетики. Что в этом особенного?

— Дурак, она была его любовницей!

— Ну… А почему бы и нет? Мама, ты как будто в прошлом живешь. Я все время говорю тебе, что мир изменился, и…

— Он любил ее, понимаешь? Спать с роботом уже отвратительно, но любить робота — это… Это… Кошмарное извращение. Как ты можешь его оправдывать? Человек должен быть с человеком. На том стоит наш мир. А Роберт пожертвовал всем ради своих роботов. Когда я сказала ему то, что говорю сейчас тебе, он посчитал себя смертельно оскорбленным и разорвал со мной все отношения. Я его сестра, но он бросил меня, а не свои машины. А теперь и ты решил стать как он! Ты тоже хочешь бросить меня! — тут она рухнула на диван и зарыдала.

Ник сидел, оцепенев. Уж лучше бы она бросилась его колотить, тогда он мог бы отворачиваться и прикрывать лицо. Но слезы матери всегда вгоняли его в ступор, он застывал, и его охватывала непереносимая вина и тоскливый страх.

— Я всю жизнь тебе отдала! — кричала мать. — Все для тебя делала! Надеялась, что ты станешь заботиться обо мне! На кого мне еще рассчитывать, скажи, на кого? Твой отец — тряпка! А теперь ты решил меня оставить! Ты любишь своего двойника больше меня! О, лучше бы мне умереть!

— Я тебя не оставляю, — выдавил Ник. Ему было трудно говорить, горло перехватило, будто его душили. Он откашлялся, но это не помогло. — И не оставлю, я же много раз говорил об этом.

Разве это впервые — ярость, истерика, слезы? Но сколько бы раз он ни видел и ни слышал эти сцены, он не мог к ним привыкнуть. Разница была только в том, что если раньше он съеживался, полностью захлестнутый страхом и виной, то с годами его сознание начало раздваиваться. В нем словно жили два Ника Метени — взрослый успешный человек, которому смертельно надоели эти концерты, который ничуть не боялся этой женщины и давно бы встал и ушел, если бы его не останавливал второй — перепуганный ребенок, убежденный, что мать всегда права, потому что она мать, и нужно убеждать ее, сидеть возле нее, делать все что она говорит и уйти только когда она позволит. Этот второй как будто повисал у взрослого на ногах и всегда одерживал верх. И Ник сидел и с тоской ждал, пока мать разрешит ему уйти или прогонит его.

Отец пошел их проводить. Как всегда после встречи с матерью Ник чувствовал себя совершенно разбитым. Придерживаясь за локоть Ларри, он попросил:

— Давайте куда-нибудь зайдем, посидим. Голова разламывается, — он потер лоб, шею. Плечи закостенели, ему было больно смотреть по сторонам.