Кубанский огонь

– Вот, гляди. Все это нашли у тебя, а вот то же самое из списка Гилей. Дорогильные[37] чулки с заштопанной левой пяткой. Коротайка[38] с лисьим воротником, на голубой подкладке, пуговицы разные. Пальто на вате, крытое черным сукном, левая пола внизу рыжая от огня. Смекаешь, мурмыло? Сдай нам своего племянника и получишь облегчение участи. Или хочешь пойти по верхнему пределу? По обвинению в сбыте имущества, добытого преступлением. Главным виновным, тем, кто непосредственно убивал, каторга вплоть до бессрочной. Учитывая, сколько людей они сгубили. А тебе как пособнику на две ступени ниже. Будешь десять лет железную дорогу вокруг Байкала строить…

– Не губите, ваше высокоблагородие, – взмолился опытный барыга. – Скажу все, что знаю. Черт попутал, виноват. Пишите.

Савелий изложил следующее. Да, вещи ему принес племянник жены, Прокопий Шкуропат. Именно его сейчас называют Варивода. Колька Маштак из его кодлы. Он поселился в пивной, дожидался, когда барыга продаст вещи. У атамана таких еще шестеро, один хуже другого. Прячет он их где-то за городом. Сам проживает отдельно, и тому есть причины. При главаре тридцать тысяч, взятых в Новороссийске, и он опасается собственной шайки.

Получалось, что сведения Каранда ничем сыщикам не помогли.

– Он не сказал самого главного – где искать главаря, – вынес заключение Лыков.

– И не скажет, – подхватил Пришельцев. – Тертый калач, зачем ему отдавать нам убийцу?

В пивной оставили засаду, и в полдень в нее угодил еще один член шайки Вариводы, Осип Вострый. Сыщики давно искали этого человека. Он тоже состоял прежде при Полюндре. Подозревался в убийстве торговца Швангулидзе. Твердый и упрямый, бандит отказался давать показания. Так и так ему грозила виселица, и он не собирался укорачивать себе век.

Сыщики вызвали на опознание женщин из семейства Гилей, которые уцелели в той бойне. Старуха до сих пор не оправилась от испуга и никого, по ее словам, не вспомнила. Елизавета, наоборот, попыталась выцарапать убийцам глаза. После ее показаний ничто уже не могло спасти их от бессрочной каторги. А то и от петли.

У сыщиков оставалась надежда на более молодого и менее твердого Маштака. Тот сидел в одиночке, его таскали на допросы каждый день и старались запугать.

– Я же вижу по тебе, что ты сам не убивал, – пел привычную песню Лыков. – Резали и душили другие, а ты боялся за себя и молча потакал. Ведь так?

– Вы, вашебродие, как будто рядом стояли. А сколько дадут за потакание?

– Много, если не поможешь следствию.

– Э-э… а как помочь-то?

– Расскажи про шайку все, что знаешь. А главное – укажи, где искать атамана.

– Да я ведать не ведаю, кто там они, нехристи. Сам из мещанского сословия, мухи не обидел.

– Мухи? Ты ж рецидивист, давно в гренадерах.

– Это по молодости было, вашскородь. Поумнел я, встал на путь честного труда. Ну, хотел встать, да не успел, вы поймали.

Алексей Николаевич подошел к арестанту и вперил в него взгляд. Так башколом на бойне глядит на животное, которое собирается заколоть.

– Бить дурака жалко кулака. Или не жалко?

Сыщик поднял парня за ворот, примерился.

– Эта, эта! Что вы делаете? Прокурорский надзор же есть! – завопил тот.

– Конечно, есть, – не стал спорить статский советник и врезал.

Кольку отлили водой и опять усадили на стул. Мокрый, с всклокоченными волосами, он выглядел жалко.

– Я сейчас позову двух городовых и оставлю вас на часок. А потом вернусь и спрошу еще раз. И так пока не заговоришь. Молчишь? Ну, сам напросился.

Питерец вызвал двух дюжих служивых и стал их инструктировать:

– Берете простыню и смачиваете ее. Потом скатываете в тугой жгут. Когда бьете таким, следов не остается, он ничего не докажет. Ну, ребята! Кто первый добьется сведений, тому от меня рубль.

Налетчик продержался четверть часа и стал просить прекратить избиение. Алексей Николаевич вошел чернее тучи:

– Думал, тебя изюмом будут кормить за то, что ты девять человек умертвил? Признавайся, тварь, иначе до смерти заколочу.

– Я взаправду не убивал, только за руки держал, – плаксиво заголосил Колька.

– А кто душил и резал?

– Атаман. Ему в удовольствие.

– Вострый тоже за руки держал? Или за ноги?

– Нет, Оська крепкий до чужих слез, ему ништо.

– Говори, что знаешь про банду. Вас восемь вместе с атаманом?

– Семеро осталось, – Маштак сломался, и из него посыпались признания. – Был Арсений Фенюк, казак станицы Чепегинской, мастер по замкам. И залез Прокопию Ильичу в ящик, где казна лежит. Хотел свою долю взять… как он потом объяснял. А только Прокопий Ильич не поверил и задушил его у нас на глазах.

– Где тело спрятали?

– На Дубинке есть свое кладбище, там зарыли.

– Место узнаешь?

– А то. Я самолично могилу рыл. Страшно…

– Что страшно?

– Такому человеку перечить, – пояснил Колька.

– Назови остальных.

Маштак описал своих товарищей. Имен он почти не знал, только клички. Но по приметам сыщики могли теперь опознать некоторых из них.

– Где у вас место сбора?

– В номерах «Турция». Но их уж там нет.

– Кто прячет Шкуропата? – задал главный вопрос питерец.