Культурный разговор

За режиссерский пульт Сокуров впервые сел на Горьковском телевидении, и было ему восемнадцать лет. Теперь он входит в список ста лучших режиссеров мира, и в его фильмографии – десятки игровых и неигровых лент. Весь его поразительный путь в кинематографе – плод невероятных усилий личной воли и растущего духа. Да, ему, бывало, помогали, его любили – но ничего Сокурову не досталось даром.

Ноль подарков от природы (здоровья никакого), ноль подарков от судьбы. Все выстрадано, заслужено, оплачено. На самом деле, Сокуров – феноменальный герой русской провинции, которая в его лице вышла на мировые просторы.

Сокуров – перекресток русской провинции и мировой культуры.

Он родом отсюда – из тихих печальных библиотек, где стоят старенькие тома забытых классиков, из грустных разговоров на обшарпанных кухнях, из томительных пространств, усеянных редкими серыми избушками, где живут люди с навеки изумленными глазами, не понимающие, как они вообще еще живут… Эта юдоль скорби, однако, до сих пор имеет силы создавать себе героев – тех, кто может вступиться за эту горестную тишину, за смиренных людей, за старинные поиски смысла.

И, вырастая из этой почвы, головой наш режиссер уже достигает неба, точнее, первых сумеречных небес, где реют – еще близко к земле, еще различая людей – крылатые фигуры, не то ангелы, не то демоны, в сумерках не разобрать…

А действительно, какой природы «даймон» (мифическое существо, дарующее вдохновение художникам) режиссера?

Мы не найдем в его фильмах торжества плоти и пола, счастья полнозвучной земной жизни, нахального забвения своей смертности. Любимое слово Сокурова, постоянно фигурирующее в названиях его картин – «элегия». Страдание, болезнь и смерть – удел всякого человека, но человек умеет это забыть, а Сокуров вслед за своей всезнающей музой – не забывает никогда.

В том и трагедия Гитлера, Ленина и Хирохито в его скорбных и сумрачных глазах, что они забыли о своей бренной, несчастной человеческой природе, возомнили себя богами, распорядителями судеб, вздумали нагрузить свое жалкое белковое тело идеями власти и особой миссии.

«Несчастные, да поймите же вы себя! – печалится режиссер. – Посмотрите смиренными глазами на оскверненную вами землю, хранящую миллионы жертв ваших идиотских фантазий. Жизнь и без того трагична, и мудр только тот, кто движется по ней, точно все кругом из стекла, – осторожно, трепетно, в страхе навредить, разбить…»

Последняя часть кинотетралогии Сокурова уже снята – это «Фауст», и этот выбор, по-моему, окончательно проясняет «природу его даймона».

Цивилизация, продавшая душу черту за иллюзорное «всемогущество», получит серьезное послание – но вряд ли отнесется к нему серьезно.

Ведь и к «Фаусту» Гете отнеслись как к великой, но всего лишь литературе. Прочитал и забыл…

А я вот внимательно слежу за фильмами Сокурова. Для меня это не просто фильмы, но некоторое «письмо оттуда».

В шутку говоря, вдохновитель Сокурова, по-моему, – это хороший, грустный, раскаявшийся демон, который медленно, через сочувствие людям и самоотверженный труд, перебирается в сторону света. А туда не попадешь наездом и нахрапом – только тихо, шаг за шагом. Этот хороший и грустный демон все пытается нам что-то рассказать, о чем-то предупредить, остановить, помочь, направить…

Оттого в жизни Сокурова и нет «подарков» – кто ему будет помогать-то? Свет занят своими делами, тьма – своими.

И только из сумерек доносится до нас тихий, упрямый голос, «одинокий голос Сокурова».

2011

Доктор Фауст, отец прогресса

Сокуровского «Фауста» сравнивать абсолютно не с чем, это картина небывалая, диковинная и ни на что не похожая – кроме, конечно, предыдущих фильмов тетралогии режиссера о вождях XX века («Молох», «Телец», «Солнце»). Но здесь нет вариаций на темы реальной истории, нет конкретных узнаваемых лиц. Завершая свою поразительную тетралогию, Сокуров пошел на идейное обобщение, на своего рода «коду».

Приноровиться к фильму, если вы не поклонник Сокурова, нелегко: изображение приглушено, тонировано так, что нет открытых ярких цветов, и вдобавок сплюснуто, деформировано, как бывает, если широкоформатное кино показывают на квадратном экране. Это и прекрасно, и странно, и мучительно. Нет привычных резких монтажных стыков, когда зритель резво прыгает глазами туда-сюда. Действие течет плавно, герои говорят на немецком, их речь накрывает голос самого режиссера, читающего русский текст – а Сокуров славится тем, что, кажется, ни разу в жизни не крикнул, не повысил голос.

Создается особенная, авторская визуальность, идущая поперек всего, что принято сегодня считать кинематографом. Беспримерное одиночество Сокурова внутри искусства кино изумляет так же, как размах его философских притязаний. Иррациональные, запредельные, мистические основания всемирной истории – вот что волнует этого удивительного человека.