Куншт-камера

И тут случилось непредвиденное: город буквально заполонили осмелевшие старички! Создавалось впечатление, что целая армия отсиживалась в подполье или партизанила в пригородных лесах. И когда «враг» покинул территорию, вся эта армия вывалила на улицы города. И не просто вывалила: старички, в большинстве своем, стали давать жару похлеще самых вредных старушек! И вскоре в городе полностью парализовало всю социальную инфраструктуру, и среди мирного населения началась легкая паника.

Маньяк видимо тоже осознал свою оплошность и рассудив, что его одного на всех старичков не хватит… вернул всех похищенных старушек обратно в город!

Три дня и три ночи продолжалась жестокая схватка в общественном транспорте, в магазинах и почтамтах, на скамейках у подъездов. А что творилось в пунктах выдачи пенсий и приема коммунальных платежей и вовсе описывать страшно. Итогом стало то, что армия старичков вновь засела в подполье или отправилась партизанить в пригородных лесах. А воинственные старушки героически вернули свой грозный статус.

Правда теперь они появлялись на улицах мелкими, вооруженными костылями и палками отрядами, так что маньяку пришлось умыть руки и ретироваться в неизвестном направлении.

В гости

Петр Петрович отправился в гости к Ивану Семеновичу, да не застал того дома.

– Вот так дела, – подумал Петр Петрович и, почесавши голову, направился в гости к Евгению Павловичу. Но и того не застал дома.

– Что за шут такой? – подумал Петр Петрович и, почесавши голову, направился в гости к Федору Ильичу, да как назло и того дома не оказалось.

– Ну что ты будешь делать? – подумал Петр Петрович и, почесавши голову, поперся к Афанасию Михайловичу. Но и там ничего не выгорело – того тоже не было дома.

– Ах ты, леший! – подумал Петр Петрович и, почесавши голову, тяжко вздохнул и пошел на реку ловить рыбу.

А в это время Иван Семенович, Евгений Павлович, Федор Ильич и Афанасий Михайлович, пришли в гости к Петру Петровичу, и теперича сидели в приятной компании с Марией Витальевной, супругой Петра Петровича, и, посмеиваясь, пили вино и говорили Марии Витальевне всякий вздор и комплименты.

Животное

В день защиты животных Бабоедов надевал свой лучший костюм и напивался до скотского состояния. После чего грязно приставал к женщинам, кидал камни в окна и устраивал потасовки со служителями правопорядка. Уйдя от погони, подыскивал грязную лужу и укладывался в нее спать.

Животное, одним словом. И говорить тут не о чем.

В десятку

Некая Екатерина, девушка приятная во всех отношениях, под чудесные мелодики Вивальди, или еще какого-то Шуберта, раздающиеся в наушниках, ехала в стареньком уютном трамвайчике, мечтательно, с улыбкой на лице, рассматривая капельки дождя, сползающие по стеклу. В ее душе царила гармония, и даже прослеживались отзвуки поющих птиц и легкий бриз прекрасного настроения.

И, наверное, многие, кто остановил бы сейчас случайный взгляд на Екатерине, невольно залюбовались бы таким приятным видением, рождая в собственных душах хоть маленький, но огонек тепла и некоторого счастья. А что касается пассажиров мужского пола, то, безусловно, в не зависимости от возраста, их либидо самым приметным образом вырвалось бы из летаргического сна и выплыло на поверхность внешнего облика, в первую очередь, выражаясь в пожирающих взглядах и невольных жестах.

Скользнув случайным, безучастным, ни на ком особо не задерживающимся взглядом, по присутствующим, Екатерина вновь обратила свои мечтательные взоры в окно, совершенно не подозревая, что среди людей существует определенная категория лиц, для которых даже мимолетного взгляда достаточно, что бы в их черной склочной душонке разгорелось пламя какой-то прямо-таки животной ненависти.

Вот и в этот раз, взгляд Екатерины оказался бесовской искрой в духовном взрывоопасном газе одной весьма неприятной на вид девицы. Такого рода особи, не имеющие ни эстетического вкуса, ни вкуса вообще, заполняющие свой внутренний вакуум едой и телевизором, выглядящие как бесформенное нечто, размалеванное каким-то бездарем или неопытной рукой ребенка, разодетые в немыслимо несовмещающиеся вещи взаимоисключающих форм и цветов, как правило, являются своего рода фабриками желчи, выплескиваемой на окружающих при каждом малейшем случае, поводом для которого может стать даже вот такой безучастный мимолетный взгляд.

Вот и данная особь, разглядев своими мутными шорами какую-то издевку и презрение в свой звездный адрес, с величайшим торжеством, на которое только способен замшелый склочник, разверзла вулкан гнилого красноречия, многие словеса из которого не рекомендуется слышать не только детям, но и взрослым. А уж в приличном обществе и тем паче можно оказаться выброшенным в окно или, если речь об индивидуумах, скрывающихся под мужской личиной, получить требование о немедленной сатисфакции.

И вступать в дискуссии с данными особями совершено противопоказано – любое изреченное вами слово они вернут вам с троицей, предварительно тщательно измазав его толстым слоем своих интеллектуальных экскрементов.