Купание в пруду под дождем

Дело не только в том, что эти вопросы остаются без ответа; на большинство из них ответа быть не может – во всяком случае, ответа, сообразующегося с пространственно-временными фактами, предложенными нам в других местах повести.

Ковалев подытоживает все это довольно точно: «Как же можно, в самом деле, чтобы нос, который еще вчера был у него на лице, не мог ездить и ходить, – был в мундире!» И, как и сама повесть, он не в силах предложить ответ (отчасти потому, что никакой ответ не удовлетворяет «фактам» повести в том виде, в каком они предложены).

На семинаре ученики первым делом критикуют тот или иной рассказ за то, что он не клеится. «Ты говоришь, что у тебя там зима, почему же тогда Гертруд в купальнике у бассейна? Не клеится». «По-моему, не клеится, что Лэрри такой спокойный после того, как его только что кастрировал инопланетянин». Мы понимаем, что смысл того или иного рассказа отчасти в том, что в нем увязана причинность, а сила его коренится в нашем понимании, что причинность эта достоверна, то есть у рассказа крепка внутренняя логика.

Итак, почему же мы не отметаем повесть «Нос» как скверно написанную?

Ну, одна причина состоит в том, что просто… не отметаем, и все. Этот затейливый анекдот – история, в которой вроде бы есть логика, но вообще-то нет, – устроен так ладно, что обманом вынуждает наш читательский ум усматривать в нем связность в той же мере, в какой глаз, которому показывают набор снимков, выдает их нам за слитное движение.

«Нос» можно мыслить как гору керамических черепков, на всех некий единый узор, они выложены на полу в определенном порядке, который наводит нас на мысль: «Это ваза, разбитая». Но черепки не подходят друг к другу, потому что никакой вазы исходно и не было. Гончар не вылепил вазу и не разбил ее; он понаделал черепков и выложил их на полу так, словно тут разбили вазу.

Однако же причина более высокого порядка такова: мы мало-помалу понимаем, что странная логика этой истории – не плод ошибки, не извращение, не леность автора и не случайность, а истинная логика Вселенной: все устроено именно так, и нам уметь бы отчетливо это видеть.

Иногда жизнь представляется нам тем, что мы именуем абсурдом: ничто не имеет значения, все усилия впустую, все кажется случайным и извращенным, благие намерения неизменно бесплодны. Действительность представляется сумрачной и вздорной, что может казаться мудростью. Но мы не живем так, будто жизнь абсурдна; мы живем так, будто в ней есть значение и она связна по смыслу. Мы живем (или пытаемся жить) добротой, приверженностью, дружбой, самосовершенствованием и верой в лучшее в других людях. По умолчанию считаем, что есть причинность и логическая непрерывность. Живя, мы обнаруживаем, что наши поступки действительно влияют на что-то – даже очень. Можно быть хорошим родителем – или скверным, вести автомобиль безопасно – или как маньяк. Ум бывает чист, положительно настроен и ясен – а бывает отравлен и настроен отрицательно. Стремиться к чему-то кажется нам здоровым. Жизнь без искреннего устремления – кошмар. (Когда из нормальной жизни исчезает желание, это называется «депрессия».) Мы живем допущением, что одни варианты бытия предпочтительнее других, а мы способны решать, каковы они, эти предпочтительные варианты, и движемся к ним.

И все же, каким бы неверным ни казалось утверждение, что жизнь целиком и полностью абсурдна, представляется в той же мере неверным утверждать, будто жизнь целиком рациональна. Хорошо продуманные замыслы идут прахом. Мы всё делаем правильно – и нас наказывают. Кто-то из дорогих нам людей умирает до срока; ум перестает работать; нас поняли превратно на ровном месте; мир внезапно восстает против нас. Мы ставим стакан на полку, и он тут же с нее валится. Наша собака останавливается погадить на самой опрятной лужайке в нашем квартале, а из дома выходит хозяин – наш начальник. Власть в руках у придурков; добродетельные люди страдают ни за что ни про что. Счастливые везучие люди, кому все дано, проповедуют позитив печальным невезучим людям, кому не досталось ничего. Мы жмем на кнопку с надписью «Мне нужна помощь», и в лицо нам из машинки выскакивает боксерская перчатка, а машинка разражается пуканьем.

Итак, жизнь преимущественно рациональна, хотя время от времени случаются всплески абсурда.

Или так: в нормальных обстоятельствах все по умолчанию рационально, однако в напряженной ситуации рациональность дает трещину.

Мы видим по некоторым историям, как растрескивается рациональность («Колымские рассказы» Варлама Шаламова, где действие происходит в сибирских лагерях; мизогинистская дистопия «Рассказ Служанки» Маргарет Этвуд). «Нос» предполагает, что трещины в рациональности возникают ежеминутно, даже в самых нормальных условиях. Отвлеченные временными благами стабильности, достатка, ясного рассудка и здоровья, мы их попросту не замечаем.