Купание в пруду под дождем

Но у Пелагеи есть и вторая задача, посложнее: брать на себя всю черновую работу. Горничная уходит в дом за полотенцами и мылом, а затем, пока мужчины моются, выкладывает им халаты и «легкую обувь», спешит в дом, заваривает чай, ставит его на поднос вместе с вареньем, выносит в гостиную, вновь исчезает, чтобы, по-видимому, приготовить постели в гостевой комнате, и так далее. Ее присутствие поддерживает тезис Ивана Иваныча о том, что «счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно». Почему должна она трудиться так тяжко, чтобы обеспечить этим мужчинам уют и они могли бы рассиживать и рассуждать о том, в какой мере допустимо стремление к счастью?

А что же Алехин? Он вроде как удалился от мира, удовольствий не ищет. И вместе с тем он счастлив – или же счастлив в достаточной мере. Есть в нем тихая цельность, он своего рода антипод Ивана Иваныча: чувствителен к имеющимся удовольствиям (вечер с друзьями за разговорами), не имеет нужды проповедовать или философствовать. Он и в некотором роде антипод Николая Иваныча: деревенскими трудами он занимается, как нам кажется, по «правильным» причинам (не ради того, чтобы удовлетворить мелочное крыжовенное устремление или чтоб им восхищались его крестьяне, а чтобы заниматься в этом мире честным трудом). В отличие от Николая Иваныча, с крестьянами общается не свысока – он с ними вместе работает. Почтенное счастье возможно, сообщает нам фигура Алехина, если спокойно посвятить себя делу, – не блаженство, а просто тихое удовлетворение.

Вместе с тем его жизнь… печальна. В ней есть что-то трагическое и безропотное. Алехин грязен, и, раз живет он в нижнем этаже, где положено обитать слугам, что-то в нем, видимо, захлопнулось, из-за отказа от любых амбиций отчасти утрачена его жизненная сила. Алехин – тот, в кого превращается человек, отказавшийся от счастья: он потерян, неряшлив и живет так или иначе ниже своего потенциала.

Вот что еще появляется благодаря этому отступлению: брюзгливый отклик Буркина на заплыв Ивана Иваныча.

Буркин выступает в «Крыжовнике» эдаким безрадостным, настаивающим на невозмутимости судией, он натягивает поводья, когда Иван Иваныч слишком уж горячится. Помимо того что он вызывает Ивана Иваныча из воды, он же прерывает его увлеченный рассказ о барышнике, которому ногу отрезало («Это вы уж из другой оперы»), и завершает вечерние посиделки до срока («Однако пора спать»), тогда как Иван Иваныч с Алехиным рады были б еще поболтать.

Кайфоломов не любит никто. Вместе с тем кайф Ивана Иваныча слегка обломать не повредит. Он вынуждает Буркина и Алехина ждать на берегу, а сам купается слишком долго, занимает весь вечер своей лекцией, которую никому неохота слушать, и при этом не замечает, что всем скучно, а та зловонная трубка – (эгоистичный) остаток другого нарциссического баловства: он привольно курит, даже понося удовольствие и счастье.

Впрочем, Буркин (тоже своего рода) зануда. Мы улавливаем, как он сопротивляется истинной сути произносимого Иваном Иванычем: счастье угнетает окружающих. Именно Буркины этого мира (невозмутимые, лишенные воображения реакционеры, те, кто купается в строго отведенное для этого время и получает удовольствие от купания в строго положенном объеме) движут машину зла. Спать Буркину в ту ночь не дает горькая истина, а она, как та зловонная трубка, не всегда приятна. Буркины этого мира предпочитают, чтобы правда им льстила и была удобоварима, чтобы спалось с нею крепко. Вонючая трубка – штука иногда необходимая, иначе никак не привлечь их внимания: чтобы заявить о трудных истинах, необходим какой-нибудь побочный продукт страсти, такой вот попутный ущерб.

И еще раз, впрочем: вообще-то Буркину не спится не из-за трубки, а от воздействия речей Ивана Иваныча. И это все же говорит о Буркине хорошее. Пусть он поначалу пытается отрицать произнесенную правду, она проникает в Буркина, тревожит его и не дает спать. Значит, Иван Иваныч, как ни крути, до него достучался.

Отступление впускает в этот рассказ еще кое-что: сам ливень.

Перед ливнем Иван Иваныч с Буркиным, озирая пейзаж, довольны («Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна»). А затем налетает дождь, и вскоре наши герои «молчали, точно сердились друг на друга».

Давайте пока просто отметим этот структурный модуль – пару фотоснимков «до» и «после».

До: погода хороша, мир прекрасен, герои счастливы.

После: погода портится, мир делается гадок, герои сердиты.