О правильной осаде нечего было и думать: для этого его войско должно было быть раза в четыре больше; можно было говорить разве о том, чтобы попугать римлян неожиданным смелым нападением, вызвать в городе смятение и обратить жителей в бегство.
На следующее утро положение изменилось; консулы отовсюду сзывали всех способных носить оружие, и на заре под стенами Рима стояло восемьдесят тысяч человек. Ганнибалу предстояло выдержать сражение. Спустя несколько часов проконсул Фульвий прибыл из-под Капуи с шестнадцатитысячным войском и вошел в город. С такими силами римляне, конечно, не стали бы выжидать нападения, а предприняли бы наступление, имей они дело с любым врагом, но только не с Ганнибалом.
Как только римское войско оправилось от перехода, Фульвий вывел его из города и выстроил под стенами. Вдруг сам Ганнибал дерзко выехал вперед со своими нумидийцами и стал внимательно изучать расположение неприятельских сил, а на следующее утро карфагеняне с барабанным боем пошли в наступление, несмотря на численное превосходство врага.
Но пока войска строились, горизонт заволокло темными тучами; с непостижимой быстротой облака неслись по небу и затянули весь небосвод. Раскаты грома все приближались; вдруг ослепительная молния прорезала воздух, раздался оглушительный удар грома, земля дрогнула, и сильный град посыпался на готовые к битве полки. Через несколько минут град сменился ливнем, поднялся такой вихрь, что сильные солдаты едва держались на ногах... Молнии сверкали одна за другой, гром гремел без перерыва, наступил сумрак, и бой не состоялся,— каждый думал только о себе.
Этот день был потерян, но на следующий, когда земля пообсохла, пуны снова двинулись к городу, и римляне также взялись за оружие.
— Медлить нельзя, мы должны начать бой,— говорил Ганнибал.— По донесениям моих разведчиков неприятель со всех сторон ждет подкрепления. Сенат во все концы разослал гонцов, сзывая отовсюду гарнизоны. Еще дня два, и все дороги будут заняты, отступление будет отрезано, и нам отовсюду будет грозить нападение.
Но словно сами боги взяли город под свою защиту,— снова разразилась такая ужасная гроза с градом, что многие бросали свое оружие и старались хоть как-нибудь укрыться от непогоды.
Сподвижники Ганнибала были неутешны при виде этих капризов природы, вырывавших победу у них из рук.
— Кажется,— говорили они,— боги не желают, чтобы мы вступили в Рим!
Но Ганнибал им возражал:
— Что делают боги, нам неизвестно, но что нам надлежит делать, совершенно ясно. Нас в любой момент могут окружить: нам нечего ждать, и у нас нет выбора; войско должно приготовиться, и как только наступит ночь, мы направимся к югу; завтра к восходу солнца мы должны быть уже далеко!
Римляне немало изумились, увидев наутро, что африканцы исчезли. Но мосты через Анио были сняты, и неприятелю было отрезано отступление. Поэтому римские легионы тотчас же поспешили за ними и настигли пунов, как надеялись, на берегу. Ганнибал не долго раздумывал: он повернул обратно, разбил своих преследователей и, не теряя времени, направил свою армию по воде кратчайшим путем в Капую. На пятый день высланные вперед гонцы принесли известие, что Аппий и Клавдий не покидали лагеря, что город по-прежнему окружен, и что возведено еще несколько новых укреплений.
— В таком случае,— сказал Ганнибал,— мы не в силах освободить город! — и дал знать капуанцам, что он слишком слаб, чтобы взять приступом укрепления осаждающих, и потому вынужден предоставить город на милость богов.
Вслед за этим Ганнибал поспешил туда, где его никто не ожидал,— к проливу Регия. Когда Фульвий с остатком войска прибыл вновь к стенам Капуи, осаждающие сделали последние приготовления и пошли на приступ. Голод и измена помогли им, и город был взят. Сенаторы Капуи сложили головы на плахе, город был разграблен, знать была продана в рабство, и весь город объявлен собственностью сената и римских граждан.
В следующем году Ганнибал напал на проконсула в Апулии, уничтожил и рассеял его войско: тринадцать тысяч остались на поле сражения, а сам полководец был убит; но война этим не кончилась. Год спустя (209 г. до Р. X.) сиракузский тиран Марцелл вздумал испытать свое счастье, но был разбит Ганнибалом, потерял шесть знамен и три тысячи человек; однако в следующем году он хотел положить конец войне, вступил в союз с вторым консулом Криспином и призвал освободившиеся после усмирения Тарента войска; они должны были напасть на пунов с тыла. Ганнибал оказался в критическом положении. Помочь могла только хитрость и решительность. Тарентинскому войску была устроена засада, и в результате из римского войска две тысячи были убиты, и тысяча двести взяты в плен.
Вслед затем оба войска были завлечены в намеченные для битвы места, и в удобный момент с молниеносной быстротой начался бой.