Куртизанка Сонника. Меч Ганнибала. Три войны

Жаждущей зрелищ толпе было на что посмотреть: иберийские наемники в белых полотняных кафтанах с красной оторочкой, галлы, обнаженные по пояс и вооруженные щитами и закругленными, незаостренными железными мечами, нумидийцы со щитами из слоновой шкуры, затем шли гордые копьеносцы в блестящих кирасах и шлемах из чистой меди; одетые в красные кафтаны стрелки были в полотняных колпачках и ярко-красных поясах, их колчаны висели на широких кожаных ремнях; пращники, вооруженные секирами, воины с серповидными мечами и в шапках из звериных шкур на головах, татуированные ливийские племена, затем воины тяжеловооруженные, в кольчугах из металла, массивных бронзовых панцирях и набедренниках, в тяжелых шлемах с конскими хвостами и пестро раскрашенными перьями.

Но главное внимание привлекали всадники, начиная с легких нумидийских наездников с плащами из шкур льва или пантеры, скакавшие на маленьких неоседланных лошадях, до тяжелой кавалерии, вооруженной с ног до головы и привлекавшей взоры толпы сверкавшим металлом вооружения и яркими красками одеяний. Народ приветствовал всех громкими возгласами, но при приближении сотни слонов раздались оглушительные крики ликования. У слонов на спине были деревянные башни, в которых помещались копьеносцы; грудь слонов была покрыта металлическим щитом, из-за которого высовывалось короткое копье, клыки были удлинены железными ятаганами; на коленных суставах были прикреплены кинжалы, бока и спина были защищены металлическими панцирями; на конце хобота был прикреплен кожаными ремнями большой нож, а весь хобот был выкрашен красной краской, так что когда слон размахивал им, хобот походил на огненного окровавленного змея.

Слоны были всеобщими любимцами карфагенян, и за ними постоянно с любовью ухаживали, кормили сластями и баловали; в таком вооружении приходилось их редко видеть, и в этот день слонов тоже разоружили, как только войска вышли за город, чтобы облегчить им поход.

Впереди воинов шли музыканты, одетые в красное с желтым одеяние, с трубами, с металлическими рожками, барабанами, тамбуринами, треугольниками и с большими выложенными серебром рогами буйволов. На расстоянии пятидесяти шагов от них одиноко ехал Гамилькар, а на таком же расстоянии от него следовали полководцы, среди них, рядом с Бодашторетом, ехал на маленьком спокойном коне Ганнибал. Громким ликованием и аплодисментами приветствовал народ отца и сына — опору настоящего, надежду в будущем.

Когда последние полки исчезли за Морскими воротами и громовые крики последнего привета смолкли, часть людей вернулась в свои жилища, а скоро возвратились и толпы, провожавшие войска за городские ворота, и когда ночь покрыла мраком город, в нем снова водворились тишина и спокойствие.

Кое-где продолжали еще сидеть за стаканом вина веселые собеседники, вспоминая о близких, ушедших в поход и высказывая свои предположения о планах и целях Гамилькара, но все поголовно выказывали глубочайшее уважение к доблестному военачальнику.

Только в одном из садов предместья сидели в беседке два богатых купца, Гула и Капуза, и вели вполголоса беседу за стаканом вина.

— Он отправился в поход,— сказал Гула,— никому неизвестно, что он собирается предпринять. Я был еще ребенком, когда карфагеняне явились на мою родину, грабили, убивали и жгли целые селения, и не было семьи, которую не постигло бы горе и несчастье. На моих глазах были убиты отец и мать, сестру подняли на копье, дом стал добычей пламени. Только я, еще совсем крошка, остался в живых, и если бы не сжалились надо мной соседи, то я погиб бы от голода. Милосердные люди меня вырастили и устроили мою судьбу. Я много путешествовал, жил долго в Утике, побывал в Сиракузах, а также в Риме; все, что я ни предпринимал, мне удавалось: я разбогател, меня стали уважать, но мне не забыть того ужасного дня. В конце концов, я поселился в Карфагене, потому что здесь ведется самая крупная торговля, но, несмотря на это, я не карфагенянин. Напротив, я их злейший враг, и все мои помыслы направлены к тому, чтобы отомстить за отца, мать и сестру. Я вступил в тайные сношения с Римом, я тщательно наблюдал за каждым шагом Гамилькара и в точности донес обо всем туда. Кто мог ожидать, что обреченный на погибель город снова так оправится! Что он соберет такие полчища и снова предпримет завоевательный поход!

— Моя судьба не лучше твоей! — сказал в свою очередь Капуза.— И меня постигли такие же бедствия. Городок, в котором мы жили, был обращен в груду пепла, и я поклялся отомстить поджигателям. У Рима нет более преданного слуги, как я! И я надеюсь увидеть тот день, когда сюда войдут римские легионеры, и римский консул тут произведет кровавый суд.

— В общем,— заговорил снова Гула,— неважно, покорит ли Гамилькар несколько жалких племен на африканском побережье,— это не представляет никакой опасности для Рима. А на всякий случай мы оба тут; мы тут око Рима, наблюдаем за всем и докладываем, куда следует, а там уж знают, когда обнажить меч.