Несмотря на красноречие и письменную эквилибристику Кребса, руководство германского посольства практически проигнорировало практическую потребность распространения этого документа в среде дипломатов. Шуленбург и его заместитель — посланник Типпельскирх просто не дали согласие таким образом ватовцам влиять на цивильных дипломатов, опасаясь, что это лишь усилит панические настроения среди сотрудников. А тем временем сами служивые ВАТ стали отправлять свои семьи в Германию. Так, 17 апреля 1941 года германский военно-воздушный атташе Ашенбреннер отпустил жену с большим багажом семейного имущества в Берлин, а 9 мая Типпельскирх отправил свою супругу с детьми на родину. Чистые дипломаты тоже стали отправлять свои семьи в фатерланд.
Все эти двойные стандарты не остались незамеченными советскими контрразведчиками. Руководство НКГБ СССР 14 мая 1941 года направило в Кремль докладную записку с такой констатацией:
«Со второй половины апреля с.г. ряд сотрудников германского посольства отправляют из СССР в Германию членов своих семей и особо ценные вещи… По указанию германского посла Шуленбурга закуплены и доставлены к нему в особняк доски для упаковки; часть ценных ковров и серебряных вещей уже упакована в ящики».
Надо отметить, что опытный дипломат и умудренный жизненным опытом посол Шуленбург решил разубедить Гитлера в его авантюре. Как вспоминал Хильгер:
«В середине апреля 1941 года посол направился в Германию, чтобы составить ясное представление о планах Гитлера и попытаться в приемлемой форме донести до него мысль, что поход против Советского Союза представляет большую опасность. С этой целью он взял с собой подготовленный в посольстве меморандум и сразу же по прибытии в Германию направил его Гитлеру. Личная встреча Гитлера с графом Шуленбургом состоялась 28 апреля. Посол видел, что меморандум лежит на столе у Гитлера, однако из всего того, что говорил Гитлер, не смог заключить, читал он его или нет. Прощаясь, тот, однако, совершенно неожиданно обронил: «И еще одно, граф Шуленбург, я не собираюсь воевать с Россией!».
После того как посол 30 апреля вернулся в Москву, на аэродроме он отвел меня в сторону и прошептал:
— Жребий брошен, война — дело решенное.
Лишь по пути в посольство он мне сообщил о последнем замечании Гитлера, а на мой удивленный вопрос, как это сочетается с тем, что мне в самом начале было сказано, посол ответил: «Он меня намеренно обманул!»
А как же в этой ситуации действовал Сталин. Он, очевидно, считал, что ему не следует делать ничего, что позволило бы Гитлеру еще больше повысить требования, выслушать которые Сталин был готов. Но мыслил он по-своему. Как? Некоторые ответы в очередных главах.
Борьба со слухами немцами велась напористо и с ожесточением. Но и контрразведчики продолжали активничать, снабжая Кремль интересными материалами. Так, в конце апреля 1941 года на рабочем столе Сталина появился документ с Лубянки, в котором сообщалось, что 25 апреля удалось записать разговор между заместителем военного атташе Кребсом и помощником Кестринга Шубутом:
«
Этот документ до недавнего времени под грифом «секретно» хранился в спецархиве НКВД, КГБ и ФСБ. Сейчас он рассекречен и опубликован. Сегодня ценность его и подобных ему в том, что они подтверждают, что советские органы госбезопасности были в курсе планов и намерений фюрера в отношении Советского Союза. И не вина чекистов, что Сталин не сумел по достоинству оценить предоставлявшуюся ему информацию о военных планах Третьего рейха на лето 1941 года.
Накануне. Заботы Сталина
Вас делают похожими, чтобы управлять вами. Когда начинается война, вас превращают в патриотов.