Нечего и говорить о том, какой раздрай и уныние воцарились в 55-й лаборатории после того, как Суперкомпьютер без излишних церемоний лишил учёных права распоряжаться Бестерлендом. Службам оперативного управления стало откровенно нечего делать: они только наблюдали за не всегда понятным происходящим. Часто им становилось ясно, что что-то случилось лишь после того, как это случалось. Ни одна из контрольных программ не работала в штатном режиме. Записи логов, очерёдностей проведения действий, появлялись на дисплеях и мониторах лишь после того, как на карте фиксировался результат, ясно видимый «невооружённым глазом»: будь то исчезновение точек нестабильности или увеличение площади ландшафта. Поэтому, как ни стыдно было учёным признаваться в этом, но главным индикатором того, что в Бестерленде начинало происходить очередное «что-то серьёзное», по-прежнему оставался… резкий рост оборотов охлаждающих насосов и связанный с этим характерный вой. Услышав этот звук, почти все члены группы сбегались в аппаратную и начинали донимать «оперативщиков» вопросами: что ОН (Суперкомпьютер) делает, что вообще нового, и когда, наконец, прекратится это издевательство.
В довершение всего, Грубер вдруг собрал всех в зале для совещаний и объявил, что, ввиду невозможности повлиять на процесс, работы, будут прекращены, а Объект — разрушен путём отключения питания. «Видимо, — грустно сказал Грубер, — Браун и другие были правы: мы слишком спешили и не учли всего. В следующий раз давайте будем осмотрительнее!»
Упс!
Правда, шеф оговорился, что это ещё не окончательное решение, но дал команду начать архивацию всех данных, результатов работы, цифроклонов, других созданных объектов и вообще всего того, что можно было сохранить. Окончательно остановить работу и отключить питание серверов Бестерленда было решено через четыре дня, ровно в полдень.
Это решение вызвало массу разговоров и обсуждалось до глубокой ночи. Хотя уже почти никто не видел смысла в продолжении работы, даже Браун и Мак-Нейми — ярые поборники рестарта, перезагрузки Процесса — находились в подавленном состоянии. Ещё бы: полгода изматывающего труда в этой осточертевшей «пятьдесят пятой» — без права увидеться с родными, без связи с внешним миром, без нормального отдыха — пошли «коту под хвост». Уныние некоторых учёных было так сильно, что они не могли даже разговаривать. А на следующее утро начался новый виток процесса разложения некогда дружной команды: коллеги стали искать виновных в случившемся.
Больше всех, конечно, доставалось Фреду Ласки, самому ярому поборнику «Сьюппи», теперь старавшемуся не попадаться лишний раз кому бы то ни было на глаза (особенно Вёрджиналу Брауну и Эрику Мак-Нейми). Ласки предпочитал проводить время в полном одиночестве, закрывшись в своём маленьком кабинете, расположенном в самой глубине обширной аппаратной Центра Управления. Он рисовал на листах бумаги загадочные знаки и символы и всё думал, думал и думал: как могло произойти то, что, к сожалению, произошло…
Мощнейший Суперкомпьютер, способный в доли секунды обрабатывать огромные массивы информации, в полной мере обладающий тем, что именуется «искусственным интеллектом», до поры до времени выполнял чисто технические функции: производил вычисления, совершал запланированные операции, управлял (согласно заданным Фредом Ласки алгоритмам) генераторами, производящими цифроклонов и объекты ландшафта, контролировал выполнение всех процессов и докладывал обо всём, о чем можно было доложить.
В период тестовых испытаний «Сьюппи» даже поручали самостоятельно принимать решения несложных задач, с чем он блестяще справлялся, оставляя далеко позади самые быстрые умы (и компьютеры) «Индисофта». Именно на положительных результатах тестирования и основывалась уверенность Фреда Ласки в том, что «Сьюппи» подвластны любые задачи, что даже на самую сложную из них он найдёт единственно правильный ответ. Но, кроме того, Ласки был по-настоящему влюблён в созданный им Суперкомпьютер, влюблён той последней слепой любовью, которую мужчина на закате жизни испытывает чаще всего уже не к женщине, а к детям и особенно к внукам. А поражённый такой любовью человек, как известно, склонен не замечать у объекта своего обожания никаких недостатков, зачастую приписывая ему ещё и несуществующие достоинства.
По большому счету, Ласки, конечно, не ошибался в своих предположениях. Самый мощный в мире компьютер действительно мог найти решение любой проблемы. Но… пожилой программист, безоглядно влюбленный в своё детище, почти как в живое существо, просто не учёл один-единственный фактор: «Сьюппи» был умной и быстрой машиной, но он не был человеком. И многого из того, что людям было понятно безо всяких слов, для этой чудо-машины просто не существовало. Пресловутый «человеческий фактор», который к тому времени уже поставил идею Нового Мира на грань краха, подвёл учёных и теперь.