Квинтовый круг

Форсированный браконьерский движок развил такую скорость, что встречный поток воздуха, как в аэродинамической трубе, вздыбил мою куртку и захолодил тело. Я повернулся боком по направлению к движению. Воротник куртки хлестнул по щеке, веер брызг пыльцой ложился на голову.

Рев двигателя положил конец всей этой неопределенности, всей этой вялой и затянутой игре, которая довела до скуки обе заинтересованные стороны.

А вот теперь, как говорят шахматисты, сделан сильный и неожиданный ход. Я сижу в хлопающей днищем о воду лодке. За моею спиною огни большого города (непроизвольный плагиат у Чаплина), а перед глазами без единого огонька зубчатый силуэт поймы на фоне более светлого неба, да звезды над деревьями. И стремительный, звериный бросок «Казанки».

Передача денег фактически с этого момента произошла. Это однозначно. А то, что я оказался при этом, в каком-то смысле, не вполне отделим от дипломата (он прижат к моей правой ноге), то эта деталь вполне поправима… на их взгляд. А на мой?

На мой взгляд, с меня хватит! Если тот на корме попытается предпринять против меня какие-либо акции (не хотел, но признаюсь: мелькнул в сознании глинистый берег Тамани), то он не застанет меня врасплох. Да нет, скорее всего, он завезет меня в лабиринт озер и заросших камышом ериков поймы, где поджидают его напарники. И куда не так-то просто добраться не то что ночью, но и днем. Но зачем им я? Не думаю, что они сомневаются насчет содержимого дипломата: ведь у них уже есть один заложник и, логически рассуждая, я им не нужен. Ведущий мог бы приказать бросить дипломат в лодку, а самому остаться на дебаркадере. Может быть, он так и хотел сделать, да оговорился? И теперь думает, как бы исправить ошибку… Сбросить меня в воду сложно: тому на корме для этого нужно будет выключить двигатель, иначе неуправляемая лодка начнет выписывать такие кренделя, что на ней не удержаться.

Он и выключил… После рева двигателей наступившая тишина оглушила. Лодка клюнула носом и, казалось, остановилась: в темноте трудно было определить, что ее сносит течением – идеальный случай, подтверждающий принцип относительности Галилея. Но мне в данный момент было наплевать на равноправие инерциальных систем отсчета в классической механике. Я, сжав кулак, отвел правую руку назад, испытывая некоторый комфорт от того, что сидел к источнику угрозы не спиною, а боком – неплохая позиция для нанесения удара.

Повернув голову, прищурился. Тот в темноте, какой-то сгорбленный, угловатый (один локоть оттопырен в сторону), не подавал признаков жизни. И здесь мы вошли в полосу света, сочившегося из иллюминаторов туристического теплохода, стоящего на рейде. Кроме дежурных все, очевидно, были на берегу, и теплоход своим безмолвием напоминал «Летучего голландца».

Я глянул на своего «извозчика», и кулак мой разжался… На корме сидел человек в одних плавках. Худой, морщинистый, с выцветшими волосами. В его немигающих глазах с расплывшимися зрачками не отражалось ни одной мысли. На его предплечье татуировка… русалка с веслом. Васька Жила!

Первая реакция – прыгнуть за борт, но, глянув перед собою, похолодел: из воды высунулась рука с узкой ладонью и длинными пальцами. Царапая ногтями металл лодки, пыталась зацепиться.

Река мертвых несла меня в мир теней.

Я вздохнул с облегчением, когда вновь взревел мотор, лодка задрожала и понеслась, уплотняя впереди себя воздух. Рука, скользнув по борту, осталась позади. Хватит с меня и одного покойника, да и тот под вопросом: не мог Васька Жила остаться живым после того, как мальки склевали его мозг. Просто одинаковые условия браконьерского промысла накладывают схожие отпечатки на внешность ковбоев пресных водоемов, и они становятся похожими друг на друга, как близнецы.

Лодка недолго шла по фарватеру реки. С креном на правый борт, она взяла курс на огни города. Ничего не понимаю. Куда проще было свернуть в Щучий проран, а там: Воложка – Бакалда – Тумак, да так далеко и не нужно, чтобы затеряться в лабиринте поймы.

Глянув на залитый огнями высокий правый берег, я определил, что причаливать (если будем, конечно) предполагается, скорее всего, за речным вокзалом, где-то возле устья Царицы. И угадал.

Лодка с выключенным двигателем толкнулась в каменистый берег метрах в сорока от воздвигнутого на постамент «Гасителя».

И тотчас, будто по команде, погасло освещение набережной и домов в районе ресторана «Нептун». Растворился в темноте и мост через сухое русло Царицы.

– Приплыли, – сказал Васька Жила с характерной хрипотцой и добавил: – на этот раз сухостоя нет.

Я посмотрел на него, поняв, что под сухостоем он понимает только одно засохшее на корню дерево. Васька Жила нагнулся (очевидно, за свертком), лодка слегка качнулась. У меня не дрогнул ни один мускул: от повторения экстремальных ситуаций не становится страшнее. Привыкаешь, а точнее – тупеешь.

– Выходи! – скомандовал Василий Жиляев, и я, как робот, поднялся.

«Прихвати груз».