— Ты тот паренек, гонщик, который… Блин, мы с Сержем были на том заезде. Ну, конечно, Ярослав Горовой, формула 3. Авария, разлившееся по речушке топливо, загорание, тяжелые травмы у пилота, который чуть в том болоте не утонул, — он пересказывает мой ужасный случай, словно для дочери прокручивает диафильмы, в которых пробегает вся моя спортивная жизнь. — Я ведь прав? Не ошибся?
— Отец!!! — подавшись вперед, заглядывая через меня, на него рычит… Она?
Даша заступается? Она меня спасает? Попутно отвешивая своему родителю настоятельные рекомендации о том, как следует со мной обращаться. Бережно и очень осторожно? Этого мне только не хватало! Сговорились, что ли, они все?
— Черт подери! — Смирнов прикладывает руку ко лбу, трет свою кожу, затем запускает пятерню к себе в волосы и вверх вытягивает пряди. — Прошу прощения… Вы крутой пилот! Ну, конечно, Ярослав Горовой. Не мог вспомнить, откуда мне Ваше лицо знакомо. Прошу прощения… Но! Бл, Серж мне не поверит. Даша…
По-видимому, сейчас я слушаю лучшее признание от своего поклонника, а по совместительству ее отца?
— Спасибо, — я основательно краснею, смущаюсь, оттого дебильную херню несу, — но нам уже пора.
— Ярослав! — двумя руками Алексей опирается на мою дверь, как удав просовывает голову внутрь салона и приглашает, как это ни странно, в гости, в свою семью. — Я тут подумал, может быть, мы посидели бы все вместе…
— Пап, нам уже пора, — Даша улыбается, показывая руками, что ему неплохо бы отойти от нас. — Потом поговорим об этом, хорошо? Не возражаешь? Ярослав?
— Да, конечно, я не против, — автоматически отвечаю.
— Как скажете! Всего доброго, ребята, — оттолкнувшись от моей двери, отходит назад, занимая безопасное расстояние от транспортного средства. — Удачного дня! Аккуратнее…
Я автоматически поднимаю свое стекло, почти не шевелясь, но все же контролируя свое дыхание, сомнамбулой таращусь в лобовое и почему-то в ярких красках вспоминаю тот злосчастный день. День, когда я разбился на своем болиде, когда едва не утонул — он прав, твою мать, как Алексей прав сейчас, — не утонул в завшивленной речушке, когда получил ожоги своей кожи, когда лишился… Всего! Всего, а не только одной второй части своей левой руки…
— Ярослав? — она касается прохладными пальцами моей щеки.
— Да? — не поворачиваясь, глухо отвечаю.
— Посмотри на меня, пожалуйста.
Я смотрю! По крайней мере, я стараюсь, кумпарсита. Даша тянется ко мне, преодолевая сопротивления ремня, словно просит об одном лишь поцелуе. Нет! Я ошибаюсь! Этого не может быть. Видимо, она желает просто обнять меня или…
Опять промашка. Сегодня я не только однорукий инвалид, но и мазила по предчувствиям. Она действительно меня целует, касаясь бережно своими теплыми губами моей щеки. Как ребенка? Даша-Даша, это даже хуже, чем… Господи! Она, словно мать, расстроенное, оскорбленное чрезмерным вниманием чадо успокаивает? Столько блядской жалости за только начинающийся день! Пора бы им всем перестать!
— Даш…Пожалуйста… Это лишнее… — шепчу с закрытыми глазами. — Слышишь, кумпарсита?
Похоже, нет! Она не останавливается, наоборот, настойчиво прокладывая дорожку невесомых, как будто целомудренных, поцелуев, целенаправленно подкрадывается к моим губам. А вот добравшись туда, куда, по-видимому, изначально метила, в свои ладони забирает мое лицо и по-настоящему целует. Даша целует так, как я того хочу… Сначала мягко, неуверенно! Томно, добавляя тихий стон! Нежно, ладонями оглаживая мне скулы! Настойчиво и страстно, подключая жалящие укусы, лаская языком! Да она меня почти… Грызет, а не целует! Жрет поедом и наслаждается… Не жалея, вытягивает все мое нутро.
Глава 10
Ярослав Горовой
Не могу открыть глаза — не выходит. Тяжело контролировать ситуацию. О здравом понимании того, что сейчас тут между нами происходит, речь вообще не идет.
— Даш… — зажмурившись до «кровавых мальчиков перед глазами», шепчу куда-то в пустоту.
— М-м-м? — неуверенно гундосит.
Определенно Смирнова отстраняется сейчас, разрывая свой или, вероятно, все же наш поцелуй.
— Нет-нет. Куда ты…
— Ничего не говори, пожалуйста, не надо, — с громким выдохом произносит.
Я прихожу в себя и распахиваю глаза.
— Почему? — улыбаюсь. — Я хотел бы кое-что сказать, например, а ты сразу «не надо», весь запал под чистую скосила всего двумя словами. Мне…
— Ярослав! — шипит, дергая свой ремень безопасности, ерзает в пассажирском кресле, еще сильнее вдавливаясь в его спинку, затем демонстративно и очень гордо вскинув подбородок, отворачивается от меня. Теперь она разглядывает за окном, наверное, до боли знакомую обстановку родного двора.
— Ты! Ты ведь меня поцеловала, — рассматриваю ее нервно дергающиеся руки. — Поцеловала же, а? Повернись ко мне, пожалуйста.
— Да, — Даша опускает голову, бегая своим взглядом по цепляющимся друг за друга вытянутым слишком тонким пальцам. — Поедем уже, пожалуйста…
— Мне понравилось, кумпарсита.