Лагерь

Он пощелкал по ссылкам: к третьей странице энтузиазм поутих. Все бюро щедро предлагали широкий выбор услуг по экспресс переводу в письменном формате с любого языка мира (господь милостивый, даже с выдуманного На’ви![11]) за исключением искомого. Он листал страницы, с пятой на шестую, с шестой на седьмую и на седьмой прочел весьма неизбитый заголовок «Переводы с эльфийского, драконьего и…рунического. Долго, но качественно». Антон только посмеялся — неужели остались люди, готовые вкладываться в ребусы любимых киноперсонажей? Небось дорогое удовольствие. 120 долларов за лист?! Вот барыга! Он прокрутил колесико мышки и в самом конце списка увидел долгожданное «древнерусский».

Сайт вызывал сомнения. Кто этот великий лингвист, покоривший языковые выселки? Антон поколебался минут пять, заткнул жадную жабу, квакающую до звона в ушах, и связался с бюро. Самодурство ученого наглеца костью стало в горле. Почти двадцать тысяч плюс стопроцентная надбавка за срочность плюс языковой микс плюс транскрипционное изложение — итого 45 тысяч.

За одиннадцать лет с Гербертом Карловичем Антон накопил половину нужной суммы. Брать взаймы было не у кого, распродавать еще неполученное наследство незаконно. Парень встал перед зеркалом и сказал, как можно убедительнее и ласковее: — Привет, папочка, — но вышло слишком приторно и раболепно. — Привет, отец, — лучше, если отбросить обиду, сквозящую меж строк. — Привет, папа, — а это неплохо. В самый раз.

Он долго актерствовал и репетировал, имитируя разговор с отцом. Пока язык не связался в узел. Когда уровень мастерства вышел на безупречный пик, Антон позвонил и сказал, как задумано:

— Привет, папа, — а потом выслушал про артрит, нередкую болячку под отталкивающим названием «панкреатит» и увольнении подчиненных, распиливших львиную долю отцовской компании. Герберта Карловича заносило в пространные степи, но Антон не перечил — да-да, артрит — ужасная штука, папа. Отец пошел на второй заход, сделал паузу и признал с приятным удивлением:

— Рад, что нам удалось пообщаться, сынок. Ты-то как?

— Плохо, — сказал Антон с напускной слезливостью.

— Тебя кто-то обидел? Тот спесивый юноша?

— Нет, папа…Я… — Антон замялся, на ходу соображая, какой вариант из подготовленных убедит Герберта Карловича расстаться с колоссальной суммой, ради которой он, превозмогая артрит с панкреатитом, работает не покладая рук. — Я бы хотел снять угол. После выпускного, конечно. Понимаешь, мне 18 и все такое…А квартира Марго переписана на Яну…Ну, мне симпатична девочка, короче, и неудобно смущать тебя своими пристрастиями.

— У нас куча квартир в Москве, — засмеялся Герберт Карлович. — Выбирай любую и живи там со своей невестой. У вас все серьезно?

Антон кивнул. Потом спохватился и ответил в трубку:

— Да, она мне сильно нравится, пап. У нее сестра заграницей, и я бы не хотел разлучать ее с семьей, поэтому…

— Понял, — перебил отец. — Главное, чтобы ты был счастлив, а за деньги счастье не купишь. Что-нибудь придумаем. Собственность простаивает, я бы не хотел сдавать ее в аренду, не доверяю съемщикам. Не переживай, сынок. Да, квартира в Парусе[12] перейдет Яне, я почти оформил дарственную, осталось заверить нотариально, ну, а остальным можешь распоряжаться по своему усмотрению — я тебе доверяю. — Герберт Карлович помолчал, и, раз уж пришлось к слову, поинтересовался: — Кстати, как там с Яной? Ладите?

— Плохо, — повторил Антон. И отец повторил:

— Она тебя чем-то обидела?

— Да, — сказал парень. — Яна странно себя ведет, пап.

— Что ты имеешь ввиду?

— Она пристает ко мне. В том самом плане.

Герберт Карлович задышал тяжело и прерывисто, будто ему перекрывали воздух и подавали. Перекрывали и подавали, и он не мог надышаться животворными вздохами.

— В каком смысле? Домогается?

Антон вытащил очиститель из тумбочки, прыснул на зеркало аммиачным раствором и подтвердил: — Это началось два года назад. — За россыпью пузырьков проглядывал паренек со злорадным оскалом. — Яна гостила у Марго чаще, чем у матери. Лезла ко мне с языком, и брала в оборот, как только мы оставались вдвоем. Посмотри видео с моего 17-тилетия! Яна недвусмысленно намекает на секс, пап. Я объяснял ей, что люблю свою одноклассницу, и Яна стала вгонять ей палки в колеса…

— Это правда? — спросил Герберт Карлович, дыша через раз.

— Чистейшая, пап. А еще она прикладывается к алкоголю и мелет всякую муру. Вряд ли Яна сознается в домогательствах — в ее пьяных извилинах все перемешалось. Ты позвони Наталье Петровне. Она уважаемый человек и не станет врать. Яну не раз ловили с похмельем и пугали увольнением. Позвони, а?

В трубке заиграла ненавязчивая мелодия. Вызов на удержании. Полминуты — и Герберт Карлович отключился. Антон стер историю из поисковика, переоделся в джинсы и подмигнул тому пареньку в отражении. Кульминация пройдена, оставалось ждать развязки. Он уже приготовился переезжать к Матвею, как внезапно в прихожей появилась Яна. Давя каблуками ковер, вожатая заходила кругами по комнате, досадливо восклицая: