Лагерь

Топот приближался и учащался. Затевалась возня, среди мушек мелькал медсестринский халат, твидовый пиджак Натальи Петровны, и бархатный костюм директрисы с неизменной брошью на пышной груди. Давление моментально ослабло, кто-то вдалеке снова заорал:

— Воду! Немедленно!

Торопливый тарарам, и звуки бряцающих склянок — к губам приставили стакан. Леша отхлебнул сполна и подавился ненасытным глотком. Нежная рука погладила его по волосам и легла на щеку.

— Все хорошо, Яну увели.

— Она — Владимир, — сказал Леша с запрокинутой головой.

— Я знаю. Знаю… — говорил Настин голос, а Леша в полубреду выговаривал заезженное имя: — Владимир. Она — Владимир.

…После обеденного сна и чашки черного кофе Леша нашел в себе силы присоединиться к полднику. Ребята сидели скованно и смотрели встревоженно. Таня принесла с раздачи сок, Настя выпросила у поварихи парочку круассанов. А когда вернулась — настойчиво поставила полное блюдце на Лешин поднос.

— Тебе надо покушать.

Таня словно ждала, пока кто-то заговорит и даст возможность свернуть на непротоптанную просеку — сегодняшний инцидент с нападением пробуждал в ней истовые ругательства.

— Как она посмела?! — воскликнула Таня на всю столовую. — Антон!

— Что, Антон? — устало спросил парень.

— Как что? Яна чья девушка?

— Своя собственная, — злорадно парировал он. — Она взбесилась, потому что я ее бросил.

— Я же говорил, что ты гей, — слабо усмехнулся Леша.

— Остроумие брызжет фонтаном…

— Там твой папа, — потушила перепалку Настя. Антон обернулся туда, куда вел Настин палец и увидел отца под аркой у входа. Опираясь на звонкую трость, Герберт Карлович похромал к притихшим ребятам.

— Добрый день, — сказал он почтительно и приобнял сына за плечи. Ребята робко поздоровались, не отводя глаз от лица с паутинкой морщинок вокруг лучистых глаз. По отцу Антона было сразу видно, что он человек светлого дела и справедливого слова. Антон приветливо потрепал сухую ладонь папы.

— Ты быстро доехал. Геннадий завез?

— Он в отпуске, — сообщил Герберт Карлович.

— А как же суставы?! — изумленно протянул Антон.

— Выздоровели, когда ты позвонил. — Он присмотрелся к компании и проявил учтивый интерес к Леше. — Вы, стало быть, Алексей Артемьев?

— Я, — сказал Леша и встал. — Рад познакомиться лично, Герберт Карлович. А то все заочно и заочно…и это… — Леша сконфуженно поежился и опустил взгляд на кроссовки. — Я натрепал всякого про Маргариту, и Антон дал втык. Поделом. Простите меня и не пеняйте на него, пожалуйста.

Изумление Антона разрослось до необъятных границ и вылилось в восторженный возглас:

— Ого, ты умеешь извиняться?!

— Это редкое и недооцененное качество в современном мире, — признал Герберт Карлович добродушно и подал Леше руку: — Все в порядке, молодой человек. Нам придется отойти к Лидии Львовне. Прояснить кое-какие эксцессы. Вы не против?

— Конечно, — с легкостью согласился Леша и оглянулся на Антона. — Он с нами?

— Я с вами, — ответил за отца Антон.

Все трое удалились в административный корпус, и ребята провожали их взглядами через квадратные окошки. Вскоре иссиня-белый плащ Антона, шествующего позади отца, пропал из виду. Тогда Таня съела непочатый круассан из Лешиной тарелки и обратилась к Матвею:

— А тебе следует из кожи вон вывернуться, чтобы заслужить прощение.

— Прощения не просят на неравноправных условиях, — сказал Матвей. — Ты же явно недоговариваешь.

— Не люблю пустословить.

— Не любишь пустословить? — Матвей обмакнул десертную ложечку в суфле и твердо вонзил рукоятку до донышка. — Хорошо, обойдемся без софистики и прочей философской мути. Мне не нужно одобрение общества на то, чтобы любить человека, который не вписывается в мир по каким-то там параметрам. Мне не интересно, как вы клевещете на Малину равно так же, как неинтересно ваше отношение к ней. Все совершают ошибки…

— Ошибки? — вспыхнула негодованием Таня. — Избить подростка до смерти и повесить его, имитируя казнь продажного Иуды — это ошибка?

— Я справлюсь. Я придумаю альтернативные ресурсы энергии. И, Христа ради, не надо направлять меня к психиатру…

— Заметь, ты сам это сказал, — вмешалась Настя. Таня перехватила складную мысль:

— Папа говорил, больные всегда отрицают психические расстройства. И что? Каким видится будущее с мясником?

— Бесконечным, — сказал Матвей. Таня ревниво покосилась на одноклассника и перепросила чуть громче:

— Бесконечным?

— Да, — отозвался Матвей с буддийским спокойствием. — Я уйду с ней вместо Лексея.

— Каким образом? — спросила Таня после краткого колебания.

— Вторжение в личное пространство, — незамедлительно напомнил Матвей. Таня откинулась на спинку стула и упрямо замолчала, создав видимость равнодушия. Хотя на ее лице обида боролась со свирепым задором. Настя приблизительно понимала, что Таня настроена тягаться с Малиной до последнего и обращать на себя внимание, пусть склоками, пусть высокомерием, пусть приставанием. Но позволять подруге состязаться в неравном бою было преступлением. Настя взяла Таню за руку, в поддержку, и обратилась к Матвею самым вразумляющим тоном, на который только была способна: