Читаем Лароуз полностью

— Я тоже писал Бап! О чем говорилось в твоих письмах?

Ландро улыбнулся:

— О том, что я буду рад умереть за нее, что готов есть землю, перейти через пылающую пустыню и так далее. Может быть, о том, что стану пить воду, в которой она моет ноги. Не помню. Надеюсь, до этого не дошло.

У Отти был такой вид, будто он ожидал продолжения, а потому Ландро начал рассказывать дальше:

— Ну ты знаешь. Думаю, мы испытывали друг друга. Хотя нет, это было больше похоже на то, что мы на какое-то время исчезли, растворившись друг в друге. Исчезли из обычного мира. Честно говоря, в одно время мы крепко поддавали, накачивались наркотиками. Потом протрезвели. Мы хотели ребенка. Сноу родилась недоношенной, и мы должны были помогать друг другу, чтобы ее выходить. Эммалайн еще училась в школе. Мы прошли через все это. Еще раньше у нас на руках оказался Холлис. А потом на свет появилась Джозетт. Восемь фунтов![211] Мы вернулись сюда и стали жить в соответствии с давними традициями. Во-первых, чтобы оставаться трезвыми, а во-вторых, чтобы духи благословили нашу семью. Мы углубились в индейские верования и еще до детей поженились в соответствии с ритуалами предков. А когда родились малыши, обвенчались у отца Трэвиса. Наша семья росла: сперва Кучи, потом Лароуз. Одно цеплялось за другое, в хорошем смысле, пока…

— Ты пропустил самое главное, — остановил его Отти. — Тебе посчастливилось найти Эммалайн, но это не простое везение. Ты и сам хороший человек.

Отти оживился во время рассказа Ландро, однако теперь его накрыла волна усталости. Внезапно он уснул, и воздух со свистом вырывался из его рта. Ландро закрепил дорожную подушку на шее Отти, чтобы он мог спокойно спать в инвалидном кресле. Воспоминания о прошлом раздразнили Ландро. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз вспоминал о взаимоотношениях между ним и Эммалайн в самом начале их знакомства. Теперь думать об этом было и больно, и приятно.

До Эммалайн он жил во сне. Клевал носом, находясь на ногах и делая тысячу разных вещей. А потом она встряхнула его, и когда он осмелился взглянуть ей в глаза, то увидел: они оба проснулись. Она стала жить в нем. Чувства переполняли его. Появились странные мысли. Если б она оставила его, он бы ослеп. Оглох. Забыл, как говорить и дышать. Когда они спорили, он начинал рассыпаться. Атомы и молекулы, из которых он состоял, понемногу удалялись друг от друга. Он чувствовал, что становится газообразным. Как она это проделывала? Иногда ночью, когда жена покидала кровать, а полудрема приковывала его голову к подушке, он не мог двигаться. Его охватывали страх, паника, становилось трудно дышать, он ощущал беспокойство и страдания, которые прекращались только тогда, когда он чувствовал, что она снова зашевелилась рядом с ним. Если бы Эммалайн в ответ постоянно не доказывала свою любовь, Ландро умер бы от мук неразделенного чувства. Он словно родился в пещере и воспитывался как волчонок или обезьяний детеныш, которому бутылка, подвешенная на проволочке, заменяла мать. Человеческие эмоции были для него слишком сильны, чтобы их вынести.

Ландро вспомнил о сильных обезболивающих пластырях, хранящихся в ванной комнате в задней части шкафчика для лекарств. Они применялись при неизлечимых болях в культе Отти.

— Сиди спокойно, — сказал Ландро самому себе.

Он схватил трубку и наблюдал, как костяшки пальцев белеют, пока потребность в Эммалайн не перешла на более низкий уровень, что на самом деле было опасно: он мог решить, будто совладал с этим чувством, хотя оно хитрым обходным маневром все равно могло проникнуть в его сознание. Желание, позор, страх, от которых останавливалось дыхание, стихали. Он был инфицирован чувствами, они жили в его теле, словно бойкие вирусы. Но Ландро мог заставить себя расстаться с ними, найдя безопасность в забвении. Он приложил камень ко лбу и подождал, пока не почувствует себя защищенным. Потом глубоко вздохнул. Странные чувства в нем улеглись.

— Вот и хорошо, молодцы, — произнес он, будто уговаривая их. — Оставьте меня в покое.

Ландро с любовью повертел трубочный камень в руках. Это была кровь предков, которая помогала Эммалайн и его детям жить в этом ненадежном мире.

* * *

Наступил октябрь. В конце недели Мэгги провожала Лароуза к его братьям и сестрам. За ночь до этого сильный ветер сдул яркие листья с деревьев, и теперь они прилипали к подошвам. Мэгги осталась в доме Айронов, чтобы сделать домашнее задание с девочками, а еще потому, что ее пригласили посетить их импровизированный спа-салон. Джозетт и Сноу собирались превратить кухню в расслабляющий мир ухода за кожей и волосами. Необходимые средства можно было найти в погребе и в холодильнике. Сахар для лица. Солевой пилинг для ног. Корица с медом в качестве отшелушивающего средства для губ. Яичный белок для лица, чтобы подтянуть кожу. Огуречная маска для глаз. Маска для глаз из замороженного чайного пакетика. Лимонный ополаскиватель. Майонез для увлажнения волос. Они решили, что начнут с конца списка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные хиты: Коллекция

Время свинга
Время свинга

Делает ли происхождение человека от рождения ущербным, уменьшая его шансы на личное счастье? Этот вопрос в центре романа Зэди Смит, одного из самых известных британских писателей нового поколения.«Время свинга» — история личного краха, описанная выпукло, талантливо, с полным пониманием законов общества и тонкостей человеческой психологии. Героиня романа, проницательная, рефлексирующая, образованная девушка, спасаясь от скрытого расизма и неблагополучной жизни, разрывает с домом и бежит в мир поп-культуры, загоняя себя в ловушку, о существовании которой она даже не догадывается.Смит тем самым говорит: в мире не на что положиться, даже семья и близкие не дают опоры. Человек остается один с самим собой, и, какой бы он выбор ни сделал, это не принесет счастья и удовлетворения. За меланхоличным письмом автора кроется бездна отчаяния.

Зэди Смит

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза