— Кому, как не тебе, знать, — окрысилась Сноу.
У Ландро защемило сердце.
— Лесбиянка?
— Вы
— Хорошо, — согласилась Сноу. — Никто тебя
— Меня знаешь ты, — обратилась Джозетт к своей сжатой в кулак руке. — Тебе я могу рассказывать все!
— Я люблю тебя такой, какая ты есть, — пропищал ее разрисованный кулачок.
— Убирайтесь отсюда, — взревел Ландро. — Вы сводите меня с ума. Я хочу сварить себе кофе и прочитать газету.
— Как всегда! — накинулись на него Джозетт и Сноу, снова объединившись. — Ты такой предсказуемый. Почему бы тебе не избавиться от рутины? Выпить чаю? Почитать комиксы? Давай, папа, прояви творческую жилку!
Девочки знали, что могут заставить его смеяться, и, когда им это удалось, набросились на него, делая вид, будто хотят повалить на пол. Он, поддавшись, упал, трусливо крича «Сдаюсь!», и поднял руки.
— Пощада? Он молит о пощаде! Мы покажем ему пощаду! — прорычала Сноу и понарошку нанесла отцу удар, от которого он шутя покатился кубарем по полу, держась за живот и смеясь, пока дочки не оставили его в покое.
— Ладно, папа, попробуй собраться с духом и взять себя в руки. Пойди поброди. Или вот газета, полная объявлений о купле-продаже и скучных новостей. Только
Ландро откинулся на спинку кресла. Его спина ныла после того, как он поднимал Отти, купал, сажал в инвалидное кресло. Тогда она не болела, боль проявилась только теперь. Сердечный ритм замедлился. Ему было все равно. Впервые за долгое время он дал слабину и позволил девочкам побороть себя. Теперь Ландро чувствовал себя свободнее, счастливее, и вторая доза была не нужна, но после того, как Сноу принесла ему чашку кофе, он с удивлением обнаружил, как его пальцы выуживают таблетку из кармана. Затем она выскользнула из них и упала на пол. Проснувшееся в нем лучшее «я» попыталось раздавить ее пяткой. Но пятка была в носке, и таблетка имела твердое покрытие, которое сопротивлялось, пока Ландро не подошел ко входу, не взял там ботинок и несколькими ударами не размолол эту дрянь в порошок. Но и тогда на виниловой плитке остался маленькое белое пятнышко, которое, если бы он встал в позу, достойную йога, и приблизил нос к полу, можно было вдохнуть. Но что подумали бы дочери, увидев его на полу с задранной кверху задницей? Он снова сел и, опустив ногу на порошок, принялся крутить ею, пока тот не втерся в носок, так что человеку, отчаянно стремящемуся поймать кайф, пришлось бы приложить нос к пятке носка и втягивать снадобье, используя всю могучую силу своих легких. Теперь Ландро был в безопасности: подобное действие было ниже его достоинства.
Настал день, когда Лароуз решил перейти в наступление. Он написал на листке фамилии членов «опасной четверки» и определил приблизительное место, где их нужно искать, воспользовавшись телефонным справочником. Он солгал, что хочет навестить бывшего школьного приятеля, и Питер довез его до Плутона, где Лароуз отделался от своего «друга» уже через час. Город и так был маленьким, а тут еще некоторые кварталы недавно очистили бульдозерами от готовых рухнуть домов. Повсюду царило запустение. В конце концов найти нужный дом было несложно. Кроме того, помог гараж, который однажды ему описала Мэгги. Когда Лароуз увидел его у жилища Веддаров и заглянул в окно, он понял, что это то самое место. Лароуз вошел в боковую дверь. Внутри никого не было, поэтому он решил подождать. Лароуз прилег на сломанный диван и заснул. Когда он открыл глаза, то увидел Тайлера, который тряс его за плечо.
Лароуз тут же наносит удар кулаком — он об этом долго мечтал.
— Ой! — Озадаченный Тайлер отступает, потирая челюсть. — Зачем ты это сделал?
Лароуз вспрыгивает на диван. Они все тут! Он вспоминает уроки Мэгги, слышит голос отца Трэвиса в зале: «Громче крик! Громче крик! Он нужен, чтобы вселить страх в противника!»
Лароуз издает боевой клич:
— Киап!
Потом другой, еще более уверенный. Боевая позиция! Сердце бешено колотится, биение пульса отдается в висках.
— Почему ты это сделал? — Тайлер поворачивается к остальным. — Он меня ударил!
— За Мэгги!
Багги со щелчком открывает банку пива. Мэгги! От ненависти его лицо перекашивается. Он самый подлый из всех. Брэд Моррисси самый большой, но в нем больше нет злости, когда дело не касается футбола. Теперь у него есть определенный кодекс чести. Из-за футбола и веры в Иисуса. Он готов убивать только на футбольном поле. А Кертанз, тот просто смущен.
— Как тебя зовут, малыш?
Лароуз бросается на спину Кертанза, карабкается наверх, ухватившись за рубашку, пытается применить удушающий прием.
— Уберите его от меня!