Лавка древнойстей. Том 2

Это было въ воскресный ясный зимній день. Когда они шли по деревн, вс давали имъ дорогу: кто кланялся старику, кто почтительно жалъ ему руку; иные стояли съ непокрытой головой, когда онъ проходилъ мимо: да поможетъ ему Богъ, да подкрпить его въ его великомъ гор, говорили они ему вслдъ.

— Сосдка, отчего это нынче вс въ траур? У всхъ либо черный крепъ на рук, либо черная ленточка на шляп, спросилъ старикъ, останавливаясь у хижины, гд жила мать его маленькаго провожатаго.

— Не знаю, сосдушка, отвчала та.

— Да и на васъ черное, воскликнулъ старикъ. — И ставни вонъ тамъ и тамъ заперты, а теперь день. Прежде этого никогда не было, что это значитъ?

И на это сосдка отвчала, что не знаетъ.

— Пойдемъ домой, надо узнать, что это такое, засуетился старикъ.

— Нтъ, нтъ, не уходите, удерживалъ его мальчикъ. — Вы общали пойти со мной на ту зеленую лужайку, гд мы часто съ ней плели внки для ея садика; вы сколько разъ заставали насъ тамъ, въ цвтахъ. Нтъ, не уходите!

— Гд она? скажи мн, гд она? спрашивалъ старикъ.

— А разв вы не знаете? Вдь мы съ вами только что ее видли.

— Такъ, такъ. Это была она. Кажется, она.

Онъ прижалъ руку ко лбу, оглянулся кругомъ блуждающимъ взглядомъ и, какъ бы побуждаемый внезапно оснившей его мыслью, перешелъ черезъ дорогу и постучался въ избу могильщика. Томъ вмст съ своимъ глухимъ помощникомъ грлся у огня. Увидвъ вошедшаго, оба мгновенно встали.

Ребенокъ усплъ сдлать имъ знакъ рукой. Впрочемъ, достаточно было взглянуть на старика, чтобы понять, въ чемъ дло.

— Разв… разв вы сегодня хороните кого нибудь? спросилъ онъ, напряженно ожидая отвта.

— И не думаемъ. Да кого-жъ намъ, сударь, прикажешь хоронить? возразилъ могильщикъ.

— И я то же самое говорю, кого бы, казалось, хоронить?

— Нынче у насъ, сударь, праздникъ, нынче намъ отдыхъ, мягко замтилъ могильщикъ.

— Ну такъ пойдемъ, куда шли, сказалъ старикъ, обращаясь къ мальчику. — Да правду ли вы говорите, не обманываете ли меня? Вдь я очень измнился въ послднее время.

— Иди, сударь, иди, куда тебя ведетъ этотъ ребенокъ, и да будетъ благословеніе Божіе на васъ обоихъ.

— Я готовъ. Идемъ, дитя мое, покорно произнесъ старикъ, и мальчикъ его увелъ.

Раздался погребальный звонъ по усопшей двушк, полной молодыхъ силъ, красоты и чудныхъ душевныхъ качествъ. Звонили въ тотъ самый колоколъ, къ которому она такъ часто и съ такимъ удовольствіемъ прислушивалась, точно это былъ живой голосъ. И вс, ршительно вс высыпали изъ своихъ норъ, чтобы проводить ее до ея послдняго жилища. Тутъ были и старые, и молодые, цвтущіе юноши, и безпомощныя дти, люди полные силъ и здоровья, и дряхлые, разслабленные старцы. Кто на костыляхъ, кто съ померкшимъ взоромъ, съ омертвлыми членами, слпые, хромые, параличные; старухи, которымъ десять лтъ тому назадъ пора было умереть, и тогда он уже были древнія; словомъ все, что было на лицо, все собралось у ея преждевременной могилы. И что такое смерть? Можно ли сравнить этого умершаго ребенка, надъ которымъ сейчасъ сомкнется земля, съ тми живыми мертвецами, которые все еще будутъ ползать по ея поверхности.

Ее вынесли изъ дома. Она лежала въ гробу такая же чистая, какъ снгъ, покрывавшій вемлю, и такъ же кратковременна была ея жизнь. Печальная процессія двинулась по тропинк, окаймленной живой людской стной, къ паперти, на которую она присла отдохнуть, когда Господь, въ милосердіи Своемъ, направилъ ее къ этому мирному убжищу, и церковь гостепріимно приняла ее въ свою тихую снь.

Гробъ пронесли въ тотъ уголокъ, гд она часто и подолгу засиживалась, погруженная въ глубокую думу, и бережно опустили на полъ, освщенный солнечными лучами, проникавшими туда черезъ разноцвтное окно. Придетъ весна, за этимъ окномъ опять запоють птички, зашелестятъ втви и не одинъ разъ золотистый лучъ, прокравшись сквозь колеблемую втромъ листву, будетъ рисовать причудливые узоры на ея могил.