Лавка древнойстей. Том 2

Миръ праху твоему, чудный ребенокь, съ дтской невинной душой, съ недтскимъ, великимъ въ своемъ самоотверженіи и любви къ ближнему, сердцемъ. Не одна юная рука возложила вночекъ на крышку ея гроба, не изъ одной груди вырывались сдерживаемыя рыданія. Многіе стояли колнопреклоненные. У всхъ было искреннее горе на душ. Когда, по окончаніи службы, гробъ опустили въ землю, близкіе люди отошли въ сторону и могилу обступили прихожане. Вс говорили, вс вспоминали объ умершей. Одинъ разсказывалъ, что видлъ, какъ она сидла на этомъ самомъ мст и такъ глубоко задумалась, глядя на небо, что книжка выпала у нея изъ рукъ. Другой удивлялся, что такая деликатная, хрупкая двочка обладала такимъ отважнымъ сердцемъ: она безъ всякаго страха по ночамъ входила въ церковь и долго оставалась тамъ совершенно одна и даже подымалась на колокольню по темной лстниц, куда лунный свтъ еле пробивался сквозь крохотныя отверстія, пробитыя въ толстыхъ стнахъ башни. Пронесся шепотъ между самыми древними стариками, будто бы она видлась и бесдовала съ ангелами. Многіе врили этому, сопоставляя ея ангельское личико, ея ласковый, нжный голосъ съ ея преждевременной кончиной. Подходили группами въ три, четыре человка, чтобы проститься съ ней, и затмъ удалялись, давая мсто другимъ. Наконецъ въ церкви не осталось никого, кром близкихъ людей и могильщика.

Сомкнулся склепъ, на него навалили могильную плиту. Время шло. Наступили сумерки, а друзья все не отходили отъ дорогой могилы, и только, когда луна, высоко поднявшись на неб, бросивъ серебристый лучъ внутрь храма, освтила ствы, колонны, памятники и, какъ имъ казалось, больше всего озарила ея могилу, въ тотъ таинственный часъ ночи, когда утихаютъ людскія страсти, отходять на задній планъ мірская суета, мірскія надежды и вожделнія, и душа настраивается на мысли о Бог, о будущей жизни — друзья удалились изъ храма, оставивъ ребенка наедин съ Богомъ.

Какъ ни прискорбно это явленіе: смерть невиннаго ребенка, но въ немъ кроется великая, могущественная истина, которая должна служить утшешемъ и поученіемъ всему человчеству. Когда умираеть ребенокъ, когда невинная душа его, разставшись съ своей хрупкой оболочкой, отлетаетъ къ Богу, его свжая могилка даетъ начало многимъ и многимъ подвигамъ любви и милосердія; каждая слеза, упавшая на такую могилку, какъ доброе смя, приноситъ добрые всходы. По пятамъ неумолимаго разрушителя шествуеть благой Создатель, и такимъ образомъ мрачная стезя превращается въ путь, ведущій къ небу,

Было уже очень поздно, когда старикъ возвратился домой. Мальчикъ подъ какимъ-то предлогомъ завелъ его къ своей матери и тамъ старикъ, утомленный безсонными ночами и продолжительной прогулкой на свжемъ воздух, крпко заснулъ, сидя у печи. Его, конечно, не будили и онъ проспалъ до вечера. Когда онъ проснулся, уже свтила луна.

Братъ поджидалъ его на крылечк. Онъ безпокоился, что тотъ такъ долго не возвращался домой. Когда старикъ, вмст съ своимъ маленькимъ провожатымъ, по казался на тропинк, онъ вышелъ къ нему на встрчу и, уговоривъ его опереться на его руку, медленно повелъ къ дому.

Старикъ прямо прошелъ въ ея горенку, но, не найдя тавсъ своей Нелли, съ растеряннымъ видомъ возвратился въ большую комнату, а оттуда бросился къ дому учителя, зовя ее по имени. Друзья его послдовали за нимъ. Когда старикъ убдился, что ея нигд нтъ, они привели его домой, усадили и съ участіемъ и любовью уговорили его выслушать то, что они хотятъ ему сказать. Они долго, разными обиняками, приготовляли его къ ужасному извстію, много и горячо говорили о счастливой дол, которую она обрла, и наконецъ сказали ему всю правду.

Какъ только слово «умерла» было произнесено, онъ, какъ убитый, повалился на полъ и въ продолженіе нсколькихъ часовъ лежалъ безъ чувствъ, такъ что уже потеряли всякую надежду возвратить его къ жизни. Но горе пересиливаетъ немощь физическую и онъ, мало-по-малу, оправися.

Если человкъ не испыталъ на себ того пробла, той истомы, которую оставляетъ по себ смерть дорогого существа, того отчаянія, которое охватываетъ даже людей сильныхъ посл потери близкаго родного, воспоминаніе о которомъ преслдуетъ насъ на каждомъ шагу, когда каждая вещь въ дом говоритъ о немъ и, такъ сказать, служитъ ему памятникомъ, каждая комната — его могила, онъ не можетъ имть и приблизительнаго понятія о терзаніяхъ старика, много дней кряду бродившаго изъ угла въ уголъ, въ поискахъ за своимъ дорогимъ дитяткомъ, котораго онъ все звалъ по имени, и ни въ чемъ не находившаго утшенія.