Лавка древнойстей. Том 2

Вотъ они стали подъ ворота, чтобы укрыться отъ дождя, и смотрятъ на прохожихъ, въ надежд, что хоть кто нибудь откликнется на ихъ горе, приметь въ нихъ участіе. Вглядываясь въ эти мелькающія мимо нихъ лица, они видятъ все, что длается у каждаго на душ. Одинъ хмурится, другой улыбается, иной что-то бормочетъ про себя, иной жестикулируетъ, словно уже вступилъ въ разговоръ, который ему сейчасъ придется вести. Вотъ у этого взглядъ лукавый, живой, видно, что онъ придумываетъ какую-то комбинацію, чтобы обмануть ближняго, а у того, напротивъ, видъ тупой, движенія неповоротливыя. У одного на лиц написано: выигралъ, у другого: проигралъ. Въ большихъ торговыхъ центрахъ, гд каждый человкъ занятъ своимъ собственнымъ дломъ, — у каждаго свое особенное выраженіе: его характеръ и намренія написаны крупными буквами на его лиц. На бульварахъ же и въ публичныхъ собраніяхъ, куда люди стекаются, чтобы себя показать и на другихъ посмотрть, вы встртите сотни лицъ почти съ однимъ и тмъ же выраженіемъ. Будничныя лица не носятъ никакихъ личинъ, поэтому и выраженіе у нихъ не поддльное.

Двочка такъ увлеклась, всматриваясь въ эти разнообразныя лица, что на-время забыла о своемъ ужасномъ положеніи. Однако, холодъ, голодъ, мокрое платье, прилипавшее къ тлу, и ноющая отъ боли голова, настойчиво требовавшая отдыха, котораго они такъ тщетно искали, вскор же возвратили ее къ дйствительнымъ нуждамъ. Никто изъ проходившихъ даже и не взглянулъ на нихъ, ни къ кому она не осмлилась бы обратиться за помощью. Постоявъ еще нсколько минутъ, они вышли изъ-подъ воротъ и смшались съ толпой.

Смерклось. Толпа уже значительно пордла, а они все скитались отъ одного угла улицы до другого, безпріютные, несчастные. На улицахъ зажгли фонари; магазины ярко освтились огнями и весь этотъ сразу разлившійся вокругъ нихъ свтъ еще больше напомнилъ имъ о приближающейся ночи. Двочка дрожала отъ холода и сырости. Больная, измученная и душой, и тломъ, она должна была длать неимоврныя усилія, должна была призвать на помощь всю твердость духа, чтобы держаться на ногахъ.

И зачмъ они пришли въ этотъ шумный городъ, когда такъ много есть тихихъ, уединенныхъ мстъ? Имъ было бы несравненно легче переносить и голодъ, и жажду гд нибудь въ пол или въ лсу, чмъ въ этомъ грязномъ скопищ всякой нищеты, въ которомъ они затерялись, какъ самый ничтожный атомъ, и при одномъ взгляд на который становится еще тяжеле на душ.

Не говоря уже о физическихъ страданіяхъ, двочк приходилось терпть и нравственную муку. Старикъ началъ упрекать ее въ томъ, что она увела его изъ хорошаго дома, и требовалъ, чтобы они вернулись назадъ. Теперь ужъ ясно было, что на улиц ничего не добьются; они пошли назадъ къ пристани; можетъ быть имъ позволятъ переночеватъ на той барк, которая ихъ привезла. Но и въ этомъ пришлось разочароваться. Ворота были заперты и спущенныя на цпь собаки своимъ яростнымъ лаемъ заставили ихъ вернуться опять въ городъ.

— Сегодня, милый ддушка, мы ужъ какъ нибудь проведемъ ночь подъ открытымъ небомъ, а завтра постараемся выбраться изъ города и добыть себ какое нибудь занятіе въ деревн, говорила двочка слабымъ голосомъ, когда они, посл этой неудачи, шли назадъ по какой-то улиц.

— Зачмъ ты привела меня сюда? выговаривалъ ей старикъ. — Я не могу выносить этихъ тсныхъ, безконечныхь улицъ. Мы такъ хорошо и покойно тамъ жили. Зачмъ ты заставила меня оттуда уйти?

— Затмъ, чтобы не повторился тотъ сонъ, о которомъ я вамъ говорила, произнесла двочка твердымъ голосомъ, но тутъ же и залилась слезами. — Мы должны жить среди бдныхъ людей, — не то онъ опять мн приснится. Милый ддушка, я знаю, что вы стары и слабы, но взгляните на меня, я тоже немножко страдаю; если вы не будете жаловаться на судьбу, даю вамъ слово, что и отъ меня вы не услышите ни одной жалобы.

— Ахъ ты моя бдная, безпріютная сиротка! воскликнулъ старикъ, всплеснувъ руками и съ ужасомъ оглядывая внучку, словно онъ въ первый разъ видлъ ея измученное лицо, испачканное отъ дороги платье и исцарапанныя, распухшія ноги. — Вотъ до чего я довелъ ее своей заботливостью и попеченіями о ней! Я былъ счастливъ когда-то, и лишился и счастія, и всего, что имлъ для того, чтобы видть ее въ такомъ положеніи!