Учитель расчистилъ, сравнялъ и вымелъ плошадки передъ входными дверьми, скосилъ высокую траву, подвязалъ давно заброшенный, уныло и въ безпорядк свсившійся плющъ и другія ползучія растенія и вообще придалъ обоимъ домикамъ веселый, жилой видъ. Старикъ, по мр силъ, помогалъ имъ обоимъ и чувствовалъ себя совершенно счастливымъ. Даже сосди, возвратившись съ работы, предлагали имъ свои услуги или присылали съ дтьми то одно, то другое, что могло имъ пригодиться на первое время.
День былъ хлопотливый: уже ночь наступила, а длъ не передлали и на половину.
Поужинавъ въ томъ домик, который мы съ этихъ поръ будемъ называть Неллинымъ, наши пріятели услись у камина, и стали чуть не шопотомъ строить планы о будущемъ. На сердц у нихъ было такъ радостно и покойно, что они не могли говорить громко. Передъ тмъ какъ идти спать, учитель прочелъ молитву и они, совершенно счастливые, разошлись по своимъ комнатамъ.
Ддушка же покойно спалъ въ своей постели, и все кругомъ стихло, а Нелли долго еще сидла у камина и, глядя на потухающій огонь, вспомнила о своей прошлой жизни. Ей казалось, что то былъ сонъ, отъ котораго она только что проснулась. Все — и гаснувшее пламя, бросавшее слабый свтъ на дубовыя рзныя спинки креселъ, не ясно обрисовывавшіяся на темномъ фон потолка; и старыя стны, на которыхъ внезапно появлялись и также быстро исчезали какія-то странныя тни, — когда въ камин вспыхивалъ огонекъ; это медленное разрушеніе безжизненныхъ предметовъ, наимене поддающихся вліянію времени внутри дома; это торжественное, невидимое присутствіе смерти всюду за его стной, — все, въ этотъ безмолвный часъ, наввало на нее глубокія мысли, къ которымъ, впрочемъ, не примшивалось ни чувство страха, ни безпокойство.
Одиночество и непосильное горе подготовляли ее мало-по-малу къ воспріятію иныхъ чувствъ, къ зарожденію въ ея душ иныхъ надеждъ, которыя даются въ удлъ немногимъ. Въ то время, какъ тло ея слабло, духъ, напротивъ, укрплялся и возвышался, очищаясь отъ всего земного. Никто не видлъ, какъ эта нжная, маленькая фигурка скользнула отъ камина къ открытому окну: лишь звзды глядли въ это милое личико, задумчиво обращенное къ небу, и читали на немъ печальную исторію ея прошлаго. На старой церкви пробили часы. Колоколъ прозвучалъ грустно, уныло: ужъ слишкомъ много приходилось ему звонить по усопшимъ и тщетно предостерегать остающихся въ живыхъ; зашелестли падающіе листья, зашевелилась травка между гробницами и опять все стихло. Все было объято сномъ.
А сколько народа тутъ спало непробуднымъ сномъ! Одни лежали у самой церковной стны, словно ища ея защиты и поддержки; другіе — подъ тнью деревьевъ или у самой дорожки, чтобы люди проходили близко около нихъ; иные — среди дтскихъ могилокъ. Нкоторые завщали, чтобы ихъ непремнно похоронили на томъ мст, гд они ежедневно гуляли. Одни требовали чтобъ заходящее солнце, другіе — чтобъ восходящее солнце освщало ихъ могилы. Едва ли душа человческая способна вполн отршиться отъ мысли и заботъ о своей земной оболочк. Если же это и случается, то все-таки, въ послднюю минуту, она съ любовью думаетъ о ней: такъ выпущенный на свободу узникъ съ умиленіемъ вспоминаетъ о тсной тюремной каморк, въ которой ему долго пришлось томиться.
Было уже очень поздно, когда двочка закрыла окно и подошла къ своей кровати. Опять какое-то непонятное чувство на минуту овладло ею, — не то дрожь пробжала по тлу, не то сердце сжалось отъ страха — пришло и тотчасъ-же и ушло, не оставивъ посл себя и слда. И опять она видла во сн умершаго мальчика, а затмъ ей снилось, что потолокъ разверзся и сонмъ ангеловъ, витающихъ на неб, - точь-въ-точь какъ т, что она видла на картинахъ изъ св. Писанія — остановился глядя на нее, спящую. Чудный сонъ! Тамъ, за стной та-же тишина повсюду; лишь въ воздух раздается музыка, да слышно, какъ ангелы машутъ крыльями. Немного погодя, между могилами показалась м-съ Эдвардсъ съ сестрой, сонъ сталъ расплываться и совсмъ улетлъ.
Съ наступленіемъ свтлаго дня возвратились и свтлыя мысли и надежды. Вс трое весело и съ новой энергіей принялись за неоконченную работу. Къ полудню все уже было готово и они отправились къ священнику.
Это былъ добродушный, смиренный старичокъ. Онъ давнымъ-давно удалился отъ свта и поселился въ деревн. Съ тхъ поръ, какъ умерла его жена — она скончалась въ томъ самомъ дом, который онъ занималъ и теперь, — онъ отказался отъ всякихъ надеждъ и радостей жизни.
Онъ принялъ ихъ очень ласково, видимо, интересуясь двочкой — спросилъ, какъ ее зовутъ, сколько ей лтъ, гд она родилась и какими судьбами попала въ ихъ деревню. Учитель еще наканун разсказалъ ему кое-что о своей спутниц: что у нихъ не было ни друзей, ни родныхъ и что они хотятъ житъ вмст съ нимъ: онъ, молъ, любитъ двочку, какъ родную дочь.
— Хорошо, будь по-вашему, сказалъ священникъ. — Однако, какая она еще молоденькая!
— Это правда, батюшка, она очень молода годами, но ей уже много горя пришлось испытать въ жизни, возразилъ учитель.