Лавка древнойстей. Том 2

— Въ самомъ дл? удивленно восклицаетъ Брассъ, не смотря на то, что онъ счетомъ двнадцатый разъ ведетъ тотъ же самый разговоръ, на томъ же самомъ мст, съ тмъ же самымъ Китомъ и въ тхъ же самыхъ выраженіяхъ.

— Когда я въ первый разъ увидлъ лошадку, мн и въ голову не приходило, что мы съ ней такъ подружимся, говорилъ Китъ, довольный тмъ, что адвокатъ интересуется его любимцемъ.

— Ахъ, какой это для тебя, Христофоръ, дивный предметъ для размышленій, — умильно произноситъ стряпчій. Неистощимый запасъ возвышенныхъ принциповъ и всяческой добродтели бьетъ у него черезъ край. — Дивный предметъ! Этимъ можно гордиться. Честность — самая лучшая политика. Я это всегда испытываю на самомъ себ. Не дальше какъ сегодня утромъ я потерялъ, благодаря своей честности, 47 фунтовъ 10 шиллинговъ. Но я знаю, что это все на пользу, все на пользу!

Брассъ нарочно щекочетъ себ носъ перомъ и со слезами на глазахъ смотритъ на Кита, а тотъ, глядя на него, думаетъ, что если наружность бываетъ обманчива, такъ это именно можно сказать о Брасс.

— Человку, потерявшему въ одно утро, благодаря своей честности, 47 ф. 10 шил., можно только позавидовать, продолжаетъ Самсонъ. — Если бы потерянная сумма была вдвое больше, усугубилось бы и удовольствіе, испытанное мною. На каждый фунтъ стерлинговъ, который мы теряемъ, мы выигрываемъ сто процентовъ счастья. Вотъ тутъ у меня — онъ, улыбаясь, ударидъ себя нсколько разъ въ грудь — тоненькій голосокъ напваетъ веселыя псенки и все мое существо преисполнено радости и блаженства.

Китъ, которому этотъ разговорь какъ нельзя боле по-сердцу, уже соображаетъ, чтобы ему сказать въ свою очередь, какъ у двери показывается м-ръ Гарландъ. Адвокатъ очень любезно подсаживаетъ старика въ кабріолетъ, а лошадка, тряхнувъ нсколько разъ головой, упирается всми ногами о землю и ни съ мста — дескать умру, а не уйду отсюда, а потомъ сразу, какъ понесетъ, только держись. Тутъ Брассъ перемигивается съ подоспвшей къ нему сестрицей — у обоихъ на лиц появляется престранная, прегадкая улыбка и они вмст возвращаются въ контору, гд застаютъ Дика нсколько сконфуженнымъ: въ ихъ отсутствіе онъ упражнялся въ пантомим, а теперь, чтобы скрыть свое раскраснвшееся лицо, наклонился надъ столомъ и длаетъ видъ, что неистово скребетъ по немъ изломаннымъ перочиннымъ ножичкомъ.

Всякій разъ, когда Китъ приходитъ одинъ въ Бевисъ-Марксъ, Брассъ, подъ какимъ нибудь предлогомъ, усылаетъ Дика изъ дома, даетъ ему порученія, если не въ Пекгамъ-Рай, такъ въ другое такое же отдаленное мсто, откуда онъ не можетъ вернуться раньше двухъ-трехъ часовъ. Надо правду сказать, Дикъ не только не спшитъ исполнить порученіе, но, напротивъ, проволакиваетъ время елико возможно. Только что Дикъ скроется за дверью, подымается и миссъ Селли, а братецъ ея, какъ и въ первый разъ, растворяетъ двери и садится противъ выхода, напвая съ ангельской улыбкой на лиц ту же неизмнную псню. Когда Китъ спускается съ лстницы, онъ зазываетъ его къ себ и занимаетъ его пріятными разговорами; иногда просить обождатъ минутку, пока онъ сбгаеть въ лавочку, — тутъ недалеко, черезъ улицу, — и затмъ неизмнно каждый разъ дарить ему одну или дв серебряныя монеты. Это повторяется такъ часто, что Китъ, вполн увренный, что деньги идутъ отъ жильца Брасса, который и такъ уже щедро наградилъ его мать, только диву дивуется и чуть не каждый день покупаеть дешевенькіе подарки для нея, для братишекъ и даже для Барбары.

А пока судъ да дло, Дикъ частенько остается одинъ въ контор. Время кажется для него нестерпимо долго и скучно, и вотъ онъ, ради развлеченія, а также, чтобы не датъ заглохнуть своему таланту, покупаетъ колоду картъ и пріучается играть въ криббеджъ съ болваномъ, ставя на карту 20, 30 и даже 50 тысячъ фунтовъ, не говоря уже объ экстренныхъ пари, которыя онъ держитъ съ тмъ же болваномъ.

Игра ведется тихо, хотя и съ большимъ интересомъ, и ему кажется, что по вечерамъ, когда Брасса и его сестры нтъ дома, — а они теперь часто куда-то уходятъ, — кто-то за дверью не то сопитъ, не то тяжело дышетъ. Сообразивъ, что это, должно быть, никто иной какъ кухарочка — она страдала хроническимъ насморкомъ, благодаря сырому подвалу, въ которомъ жила, и замтивъ разъ вечеромъ, что въ замочной скважин блеститъ чей-то глазокъ, онъ тихонько подкрадывается къ двери и сразу отворяетъ ее къ великому ужасу двочки, никакь не ожидавшей такой хитрости съ его стороны.

— Это я такъ, право, у меня ничего дурного не было на ум, взмолилась двочка, стараясь попридержать дверь, точно она и въ самомъ дл могла одолть Дика. — Тамъ внизу такъ скучно! Только, ради Бога, не выдайте меня, не говорите хозяйк.

— Съ какой радости я стану васъ выдавать? Такъ это, стало быть, вы отъ скуки смотрли въ щелочку?

— Вотъ ей-Богу-жъ, не сойти мн съ этого мста.

— А позвольте васъ спросить, съ которыхъ это поръ вы повадились заглядывать въ контору?

— Давно ужъ: раньше, чмъ вы начали играть въ карты.