Лавка древнойстей. Том 2

Погода стояла самая непривтливая: въ лучшихъ, возвышенныхъ частяхъ города было темно, сыро, холодно, на болотистой же пристани густой туманъ заполонилъ вс уголки. Въ двухъ шагахъ ничего не было видно; даже свтъ отъ разставленныхъ на рк маяковъ не могъ проникнуть сквозь эту пелену и, если бы не пронизывающая сырость, да повременамъ раздающійся крикъ боцмана, сбившагося съ пути, можно было бы и не подозрвать существованія по близости рки.

Хотя туманъ почти неподвижно стоялъ въ воздух, но онъ проникалъ всюду: сквозь шубу, сквозь платье, холодилъ самыя кости. Къ чему не притронься — все мокрое, липкое. Лишь огонь весело трещалъ и прыгалъ, не обращая на него вниманія. Въ такую погоду пріятно сидть дома, грясь у огня и слушая разсказы о путешественникахъ, заблудившихся во время тумана въ степи или на болот. Въ такую погоду мы больше, чмъ когда либо любимъ и цнимъ домашній очагь.

Мы уже знаемъ, что карликъ предпочиталъ и жить въ одиночеств, и наслаждаться въ одиночеств, когда на него нападалъ такой стихъ. Онъ былъ очень радъ, что дурная погода застала его дома, веллъ мальчику положить полную печку угольевъ и ршилъ, что на сегодня заниматься баста, будемъ веселиться.

Съ этой цлью онъ зажегъ цльныя свчи, размшалъ хорошенько огонь и, пообдавъ бифштексомъ, который приготовилъ самъ — въ род того, какъ дикіе и людоды приготовляютъ мясо — сварилъ огромную чашу пунша и закурилъ трубку, располагая весело провести вечеръ.

Вдругъ послышался легонькій стукъ въ дверь. Потомъ еще и еще разъ. Квильпъ отворилъ форточку, высунулъ голрву и спросилъ:

— Кто тамъ?

— Это я, Квильпъ, отвчалъ женскій голосъ.

— Вы? вскричалъ карликъ, вытягивая шею, чтобы лучше разглядть пришедшую. — А зачмъ вы сюда пришли? Кто вамъ позволилъ подходить къ жилищу людода, негодница вы этакая?

— Не сердитесь на меня, я пришла къ вамъ съ встями, говорила жена.

— Какія всти, хорошія или дурныя? Можетъ, такія, что отъ радости подпрыгнешь до потолка и щелкнешь пальцами? Ужъ не умерла ли милая старушка?

— Я не знаю, какія всти, хорошія или дурныя.

— А! стало быть она жива. Стало быть не о ней вдетъ рчь; ну, такъ уходите домой, уходите, зловщия птица.

— Къ вамъ есть письмо…

— Бросьте его въ окно и убирайтесь прочь, не то я самъ выйду и исцарапаю вамъ все лицо, перебилъ ее Квильпъ.

— Выслушайте меня, Квильпъ, прошу васъ, кротко, со слезами на глазахъ, молила жена.

— Ну, что тамъ? говорите, да живе, ворчалъ карликъ, злобно ухмыляясь.

— Это письмо принесъ къ намъ въ домъ какой-то мальчикъ сегодня посл обда. Онъ не зналъ, отъ кого оно: ему только велли снести его по адресу, чтобы его сейчасъ же отправили къ вамъ: письмо, молъ, очень важное. Ради Бога, Квильпъ, впустите меня въ комнату, взмолилась она, когда карликъ протянулъ руку, чтобы схватить письмо. — Я вся промокла и иззябла. Сколько разъ я сбивалась съ дороги, пробираясь къ вамъ въ туман. Даю вамъ слово, что какъ только просушу платъе и согрюсь, такъ и уйду.

Милый супрутъ колебался съ минуту, но, разсудивъ, что можетъ быть съ ней же придется послатъ отвтъ на письмо, заперъ окно, отворилъ дверь и приказалъ ей войти. Жена охотно повиновалась этому приказанію. Юркнукь въ комнату, она стала передъ печкой на колни, стараясь согрть окоченвщіе члены, и подала своему властелину пакетъ.

— Я очень радъ, что вы промокли, сказалъ карликъ, вырывая у нея изъ рукъ письмо и отвратительно косясь на нее, — я очень радъ, что вы иззябли, я очень радъ, что вы сбились съ дороги и что глаза у васъ красны отъ слезъ. Сердце мое ликуетъ, когда я гляжу на вашъ съежившійся носикъ.

— О, Квильпъ, какъ это жестоко съ вашей стороны. Жена рыдала.

— Что, матушка, вы собирались меня похоронить, когда я еще, слава Богу, живъ; думали, что на мои денежки будете кутить, выйдете замужъ за любимаго человка, ха, ха, ха! насмхался Квильпъ, длая невообразимыя гримасы.

Бдная женщина ничего не отвчала на эти упреки; она продолжала грть руки у огня и только, къ удовольствію муженька, сильне и сильне плакала. Наслаждаясь ея слевами, карликъ нечаянно замтилъ, что эти слезы доставляютъ удовольствіе не ему одному: Томъ Скотть тоже, видимо, забавлялся печальнымъ зрлищемъ. Недолго думая, карликъ, не имвшій ни малйшаго желанія длиться съ нимъ своею радостью, схватилъ его за шиворотъ, поволокъ къ двери и, посл непродолжительной схватки, вышвырнулъ его во дворъ. Какъ только дверь за Квильпомъ затворилась, мальчишка сталъ на голову, въ такомъ положеніи прогулялся до самаго окна, заглянулъ въ него — если можно такъ выразиться — сапогами и даже, на подобіе Бенши[3], побренчалъ ими по стеклу. Квильпъ съ своей стороны не терялъ времени. Онъ схватилъ свою неизмнную кочергу, спрятался за дверью и, улучивъ минуту, угостилъ своего молодого друга такими недвусмысленными любезностями, что тотъ мгновенно исчезъ, оставивъ хозяина побдителемъ на пол брани.

— Теперь, покончивъ съ этимъ дломъ, можно приняться и за письмо, сказалъ карликъ. — Гм! Рука какъ будто мн знакома, пробормоталъ онъ, разглядывая адресъ. — Ба! да кто же, кром очаровательной Сэлли, можетъ такъ писать!