Лед под кожей

– Я не желаю, чтобы у тебя были ключи от этого дома. Далее, я не желаю, чтобы ты уносил отсюда какие-либо вещи, которые тебе не принадлежат, и чтобы ходил в дом или в сад без моего согласия. Особенно это касается времени, когда меня нет дома. Если ты хочешь видеться со своей сестрой, встречайтесь в другом месте. Это всё.

Отца уже не было здесь, чтобы следить за исполнением приказа, но Лукас все равно больше никогда не возвращался. У него были ключи на случай, если София ненароком захлопнет дверь, но он ни разу в жизни ими не воспользовался. Не собирался он и жить тут, хотя сестра ему предлагала. Вместо того, чтобы разделить дом на две квартиры, свою законную половину Лукас переписал на сестру, а себе взял лишь отцовскую библиотеку. Насколько ему было известно, отцовской воле это не противоречило.

Кроме того, Софии свитки ни к чему. Она знала лишь основы ӧссеина.

Звонок еще не утих, а за дверью уже раздались быстрые шаги. Его сестра вдруг со смехом бросилась ему на шею.

– Лус! Наконец-то! Герой вернулся с поля боя. Тебя не убили, так что ты заслужил лосося!

– Это точно, а Аш~шад еще больше, – заверил ее Лукас. – Каждый раз, поймав падающий поезд, он заслуживает ужина.

Он вернулся в коридор и обхватил фомальхиванина за талию – это была не бесцеремонность или преувеличенная симпатия, а скорее необходимость, потому что Аш~шад вяло опирался о стену и выглядел так, словно в любой момент потеряет сознание. Лукас затащил его внутрь. Представил их друг другу. И присматривался к первому впечатлению.

Это было даже забавно.

Его очаровательная сестра растеряла все запасы искрящегося смеха.

У нее не было слов.

Лукас хорошо представлял себе, как София видит Аш~шада. Если она включала новости, то получила полную дозу рекламы Фомальхивы, – а теперь перед ней стоял сам великий волшебник, спаситель жизней, во всей своей потрепанной красе. Может, он не держал на руках спасенного ребенка и не сверкал молниями, но у него были романтично слипшиеся волосы, так же романтично разорванная туника, суровые мужские черты и привлекательно побледневшее лицо. В целом он выглядел очень беспомощно, трогательно и уязвимо, но в то же время в его силе не могло быть сомнений. «Отвратительная комбинация», – подумал Лукас. Но затем принял во внимание, что, если его, как мужчину, такой имидж раздражает, то можно предположить, что женщинам он как раз будет нравиться. А припомнив бывших возлюбленных Софии, он пришел к выводу, что Аш~шад – как раз ее тип.

«А вдруг она напоминает ему Рут Дэш?» – мелькнуло в его голове, он даже не успел опомниться. Да, София обладала тем же типом острой, вызывающей красоты. К тому же на ней была обтягивающая черная майка, заканчивающаяся прямо под грудью рядом бахромы, затем голый живот, ниже пояс и широкие герданские брюки. Все это ей шло. Если быть объективным – даже очень.

Аш~шад не показывал своим видом, что мог подслушать мысли Лукаса. Более того, далее развилась ожидаемая динамика: София пришла в себя, перестала пялиться на него словно в экстазе и с чередой шуточек и заливистого смеха молниеносно утащила в комнату. Там она усадила его в кресло, предложила напитки, окружила великодушной заботой; сделать из человека пуп земли способны только женщины. Пуп земли был чуть позже переведен в соседнюю комнату. А в этой наступил отлив жизненной энергии. Лукас остался в темном зале один.

Эта пугающая тишина. После лихорадочной суеты прошедших часов она захватила его. Он будто падал в пустоту. Будто над ним сомкнулась водная гладь. Неожиданно и подавляюще на него свалилась тяжесть здешних темных стен.

Лукас знал каждый их сантиметр: весь этот мегаломанский, мрачный, облицованный сланцем зал, с монументальной металлической лестницей… этот пол, выложенный темной мозаикой… этот уродливый сводчатый потолок. София боролась с его гнетущим великолепием, как могла: добавила сюда розовый диван с игривым воздушным дизайном – буквально воздушным, потому что диван висел на антигравитационной подушке, – левитирующий столик в том же стиле и несколько голографических абстрактных статуй. Сланец частично был закрыт элегантным розово-белым гобеленом. Все это было выполнено по личной задумке Софии, потому служило и для рекламы: в конце концов, ей нужно было производить впечатление на клиентов, которые приходили к ней заказывать скульптуры или же дизайн. Однако, несмотря на все старания и отличную композицию, все равно на фоне проглядывал угрюмый средневековый пафос пришельческой готики. Клиенты, возможно, воспринимали все иначе. Лукас – нет. В отцовском доме он чувствовал присутствие Ӧссе каждой клеточкой тела.