Лёд (СИ)

Тягостным было это ожидание! Ни шитье, ни стряпня, ни безвкусная трапеза на троих не скрасили его, а беспокойство сделало и вовсе мучительным. Куда запропастились Тиндал с Айканаро? Им давно пора вернуться. Снаружи все сильнее завывает ветер, теребит и трясет шатер. Может начаться метель — а они ходят невесть где!

Я послала им обоим зов. От обоих не получила ответа — и страх пополам с раздражением обуял меня с удесятеренной силой.

Что за беспечность — бродить по льдам вдвоем, закрыв осанвэ! А если с ними случилось несчастье? Вдруг провалились под лед? Ушли далеко и заблудились? Попались медведю?!

Тщетно я твердила себе, что Тиндал и Айканаро не малые дети, а разведчики и первопроходцы, что опыта во льдах им не занимать, что они не допустят глупых случайностей… Стоило взглянуть на бесчувственного Алассарэ, как доводы эти рассыпались в пыль.

Заслышав наконец голоса и скрип снега, я испытала одновременно облегчение и новый прилив злости. Теперь-то я скажу все, что думаю об их беспечности!

Бросив шитье, я скорей выбралась наружу.

Ледяной ветер обжег лицо. Щурясь, я огляделась.

Тиндал и Айканаро нашлись с подветренной стороны шатра — возились там, отвязывая с волокуши белую косматую шкуру.

Так вот чем они занимались! Охотились на медведя — вопреки запрету Лордов! Вопреки опасности, которой подвергали себя и нас! Что бы мы делали, если бы медведь расправился с ними?!

Все волнения этого дня, все напряжение и страх разрядились во мне дикой вспышкой. Я бы закричала, если бы от гнева у меня не перехватило горло!

— Вы!.. Я же просила… Мы одни… А вы… за медведем!

Злые слезы хлынули у меня из глаз.

Обернувшись, Тиндал в ужасе выронил из рук волосяную веревку:

— Тинвэ, что случилось? Алассарэ?..

— Он жив? — быстро спросил Айканаро.

— Да! Но вы... медведь… Кто вам разрешил?!

Айканаро заявил хладнокровно:

— Здесь я за Лорда, я и разрешил. Уймись, Тинвиэль. Могла бы сказать спасибо. Мясо хорошее, да и шкура пригодится. Будет чем укрыть Алассарэ, если его придется везти.

— Зря ругаешься, — добавил Тиндал. — Мы нечаянно. Он сам к нам вышел. Ну… мы его и застрелили. Издалека.

Неправда! Чтобы наповал уложить такого зверя, надо подобраться к нему поближе. А если бы они не попали?!

Рыдания душили меня, я лишь махнула рукой. Спорить с мужчинами бесполезно!

Из шатра вылез встревоженный Ниэллин — и при виде товарищей с облегчением перевел дух. А потом обнял меня, загородив от ветра:

— Тинвэ, милая, сейчас-то о чем плачешь? Я уж испугался, думал, опять что стряслось… Ух ты, какая шкура!

И он туда же! Но в его объятиях дурная злость отступила, и я начала успокаиваться.

— Как Алассарэ? — спросил Айканаро у Ниэллина.

— Жив.

Исчерпывающий ответ! Айканаро продолжал вопросительно смотреть на целителя.

— Сегодня его трогать с места нельзя, — помолчав, добавил Ниэллин. — Не выдержит. Завтра… а лучше, через круг… надеюсь, будет можно. Вряд ли мы пойдем быстро. Надо предупредить Артафиндэ, что мы надолго его бросили.

— Уже, — хмыкнул Айканаро невесело. — Я дозвался, предупредил. И Ангарато наверняка от себя добавил.

— И что Лорд?

— Сказал, что сердит… будет. Если мы пропадем во льдах. Значит, постараемся не навлечь на себя его гнев.

— Не знаю, как это получится, если вас с Тиндалом так и тянет на подвиги, — проворчала я.

Брат аж взвился:

— Ты опять! Мы же для вас трудились! А ты… Хуже отца, честное слово!

Отвернувшись, он вновь склонился над волокушей и стал в раздражении дергать крепивший шкуру ремень.

Ох, зря я не сдержалась! Но не извиняться же за правдивые слова?

Айканаро заломил бровь и явно собрался сказать что-то неодобрительное…

В шатре вскрикнула Арквенэн:

— Сюда! Алассарэ…

Мы ринулись внутрь, едва не столкнувшись лбами.

Лальмион все еще спал, с головой завернувшись в одеяло. Арквенэн с растерянным и радостным видом склонилась над Алассарэ…

Он очнулся! Открыл глаза и затуманенным взором смотрел на содрогающийся от ветра полог шатра. Потом перевел взгляд на нас, с трудом разлепил губы:

— Галдите… спать… мешаете…

Голос его был чуть громче шороха поземки, а сил не хватило даже приподняться. Поерзав под одеялами, он поморщился:

— Больно как… что… со мной?

— Лежи тихо! — переполошилась Арквенэн. — Тебя медведица подрала, помнишь?

— Дети!..

Алассарэ снова дернулся привстать, но Ниэллин удержал его, положив руку ему на грудь.

— Т-ш-ш, спокойно. Дети целы. Они вместе со всеми ушли. А мы здесь остались, с тобой.

Некоторое время Алассарэ молчал, пытаясь отдышаться, затем прошептал:

— Не сожрал меня… медведь. Так и знал… что…

Он вновь умолк.

— Что? Что ты знал? — потеребила его Арквенэн.

— Что я… невкусный…

Смех наш, неуместный и громкий, разбудил Лальмиона. Он резко сел, потряс головой и воззрился на нас с недоверием, как будто сомневался, в здравом ли мы уме. Но мы не сразу остановились, так велико было наше облегчение. Алассарэ шутит — значит, точно передумал умирать!

С ожившим, с ним стало едва ли не больше хлопот, чем с умирающим. Лальмион первым делом хотел осмотреть его. Но Алассарэ, скривившись от усилия, вцепился в свои одеяла:

— Не хочу при них… Пусть уйдут.

— Кто?!