Леди-пират

— Хорошо, мама, — покладисто ответил мальчик, тем не менее не переставая подавать знаки приближавшемуся кораблю.

Мери не хотела рисковать, не хотела, чтобы Форбен увидел Корнеля. Она сошла с «Жемчужины» на Мальте, прихватив с собой сына, нефритовый «глаз» и туго набитый флоринами кошелек, который капитан непременно хотел отдать ей. Их прощание на палубе было коротким после долгого — в каюте, где они всю ночь предавались любви.

«Спасибо, — сказал ей Клод, — услышав ее стон наслаждения. — Спасибо за то, что ты снова сделалась женщиной и подарила мне свое воскрешение».

Мери была обязана ему своим воскрешением. Несмотря на то что она, как ей казалось, исцелилась от насилий, совершенных над ней в Венеции, память ее тела хранила их следы. Для того чтобы она вновь научилась наслаждаться, от Форбена потребовались терпение и понимание. Но и того, и другую этот взаимный дар сделал счастливыми. Их сообщничество стало вечным.

— Никлаус! — чуть погромче призвала непоседу к порядку мать.

На этот раз мальчик сел. Щеки у него раскраснелись, глаза сверкали от возбуждения. Лодка так плясала на волнах, что он едва не свалился в воду.

— Потерпи немного, маленький юнга, — поддержал Мери матрос, сидевший на веслах напротив нее.

Никлаус кивнул и, вздыхая, попытался подогнать слишком медленно продвигавшуюся лодку, опустив руку в соленую воду и подгребая ладошкой.

На Мальте судно, которое шло на Сицилию, согласилось взять их на борт и высадить на маленьком островке Пантеллерия. Никлаус тотчас узнал стоявший на якоре «Бэй Дэниел». Один из матросов с торгового судна отвез их к нему.

Чтобы как-нибудь скоротать время, Никлаус принялся во все горло распевать, надеясь, что его голос будет слышен на корабле:

Дрожи, матрос, от пяток до макушки,

Дрожи, матрос, готовы к бою пушки,Отдать готовься жизнь и кошелек…

Когда до корабля оставалось всего несколько локтей, Никлаусу ответил хриплый голос Корнеля. Мальчишка встрепенулся, весь подался вперед, и Мери рассмеялась. Этот смех шел из самой ее материнской утробы. Корнель, стоя на самом носу судна, на баке, смотрел, как они приближаются, и на его хитроватом лице сияла совершенно детская улыбка. Как только лодка коснулась борта судна, он торопливо сбежал по ступенькам на среднюю палубу, чтобы встретить их. Никлаус не стал дожидаться, пока лодка замрет, и, схватившись за перекладины веревочной лестницы, мгновенно взлетел наверх.

Когда Мери, поблагодарив гребца — ей пришлось крикнуть слова благодарности ему в спину, поскольку он поспешил удалиться, — ступила на палубу, она увидела Корнеля и Никлауса, обнявшихся, словно отец и сын. Глаза у обоих искрились радостью. Она тотчас присоединилась к ним, до глубины души уверенная в том, что сделала правильный выбор.

— А где Клемент? — спросил Корнель, едва удерживаясь от желания прямо здесь, при всех матросах, которые тем временем успели столпиться вокруг, заключить ее в объятия.

Они ждали Корка. Мери вздохнула и все рассказала Корнелю. Известие о смерти капитана повергло в траур всю команду, причем Корнель опечалился еще пуще других.

— Я объявляю минуту молчания! — требовательно произнес он, вместе с Мери и Никлаусом-младшим направляясь к юту.

Вся команда, понурившись, минуту простояла на юте в безмолвии, затем, хотя Корнель об этом не просил, раздались звуки скрипки. Она одна плакала за всех матросов, которые не могли показать своего горя.

— Волею Корка я стал вашим капитаном, — заявил Корнель, едва затихли последние аккорды, — и потому мог бы потребовать, чтобы все так и оставалось. Но вы пробыли на борту этого судна дольше меня. Если у кого-то есть возражения, пусть скажет об этом.

— Я против, — выступил вперед старший матрос. — «Бэй Дэниел» по праву должен перейти ко мне.

— Если бы это было так, Корк не доверил бы его мне на все время до своего возвращения, — проговорил Корнель достаточно громко для того, чтобы все его услышали. — Однако я воспринимаю твою просьбу как законную. Подойди ко мне.

Тот повиновался и с достоинством взошел по четырем ступенькам, отделявшим Корнеля, Мери и Никлауса-младшего от остальной команды — всего здесь было человек тридцать, и все они глаз не сводили с этой троицы. У Корнеля не оставалось выбора. Передача власти оказалась нелегким делом. Ему надо было немедленно доказать своим людям, что они могут доверять ему точно так же, как доверяли Корку.

— Судно принадлежит мне, — с ликованием в голосе повторил старший матрос, встав перед ним.

— Не спеши. Мы оба его хотим, это ясно. Нам придется помериться силами. Согласен ли ты на поединок?

Старший матрос, злобно усмехнувшись, спросил:

— Драться? Мне? С тобой? Когда у тебя и так уже руки недостает?

Всего несколько матросов осторожно хихикнули, но остальные тотчас пресекли веселье недобрыми взглядами. У пиратов не принято было насмехаться над увечьем — зачастую оно было свидетельством мужества.